Госпитали стали одной из первых институционализированных форм каритативной деятельности церкви. Идея их создания, как и институт дъяконата, пришла из Византии. Там подобные учреждения возникают уже при императоре Константине (IV век) в Константинополе и Кесарии. На латинском Западе первые госпитали при епископских кафедральных соборах (к этому типу госпиталей относится и парижский Hotel-Dieu) появились на рубеже V/VI веков в Галлии и число их быстро росло. Пару столетий госпитали стали устраивать и при монастырях, а в высокое средневековье (с конца XI века) – в городах, часто на пожертвования частных лиц. Как уже отмечалось, специальной установки заботиться о больных и создавать для этого какие-либо особые учреждения («монастырские больницы») у католической церкви никогда не было. Госпиталь возник как институт призрения бедных (т.е. нуждающихся) и в этом смысле отличался, например, от римского «valetudinarium» (лат. Valetudinarius - больной), где оказывалась медицинская помощь легионерам. Характер госпиталей, равно как и другие формы заботы о бедных и нуждающихся, зависели в целом от того, какие формы принимала на протяжении этого тысячелетия реальная бедность.

Бедные (pauperes) в средние века – понятие широкое и многозначное, не связанное с определенным социальным слоем, тем более с самым низшим.

Бедными считались не только те, кто беден в материальном смысле, но и те, кто беззащитен, бесправен, наиболее подвержен насилию и угнетению, словом, все, кто нуждается в помощи в силу разных, а значит не только неимущие, но и вдовы, сироты, путешественники (прежде всего паломники), рабы и пленники, одинокие женщины и, конечно же, всегда – беспомощные больные, инвалиды, немощные старики, раненые. Понятия «больной» и «бедный» были для церкви почти синонимами и вплоть до позднего средневековья эти категории как объекты каритикативной деятельности практически не различались, что особенно хорошо видно именно на примере госпиталей. Функции средневекового госпиталя были гораздо шире, нежели функции современного: там не только (и не столько!) содержали больных и оказывали им посильную помощь, сколько давали приют кормили и вообще материально поддерживали бедняков, ослабленных и голодных, немощных стариков, сирот; в госпиталях находили также кров и пищу путешественники и паломники. Столь пестрый состав «пациентов», точнее «постояльцев» таких госпиталей – еще один довод в пользу того, что церковный госпиталь в те времена был чем угодно – приютом, богадельней, отчасти даже гостиницей, но только не больницей как медицинским учреждением. А теперь посмотрим на его историю на протяжении средних веков.

В раннее средневековье церковная благотворительность выражалась прежде всего в заботе о голодающих. Индивидуальные причины, по которым человек впадал в состояние бедности, были разные: война, пожар, мор скота, старость, тяжелая болезнь и т.п., но существовала и одна постоянная предпосылка бедности – голод, обусловленный войнами, низким уровнем агрокультуры и зависимостью человека от природных катаклизмов. Где голод – там и болезни, а миграции населения в поисках пропитания неизбежно приводили к эпидемиям. Во времена голода люди снимались с насиженных мест и стекались туда, где можно было достать пищу, - в города и монастыри, ставшие первыми центрами каритативной деятельности по отношению к бедным и больным.

Монастыри в ранее средневековье более того заботились о бедных, поскольку нормы монастырского устава предписывали монахам вести «апостольскую жизнь» - «vita apostolica», то есть жить в воздержании и смирении, быть бедными и самим заботиться о бедных. В истории госпиталей это было время, когда основным типом госпиталя был монастырский, хотя следует отметить, что на исходе раннего средневековья между монастырскими госпиталями наблюдались некоторые различия в зависимости от того, монастырю какого ордена они принадлежали.

Главным руководством по уходу за медными и больными для монахов стал устав св. Бенедикта Нурсийского (около 529 г.). По этому уставу в VIII-XI веках жили подавляющее большинство западноевропейских монашеских общин, и по меньшей мере до XII века правила «об уходе за больными братьями» именно из этого устава оказывали сильнейшее воздействие на формирование представлений о функциях и устройстве госпиталей в целом.

В соответствии с этими представлениями в начале IX века в бенедиктинском аббатстве Сен-Галлен (современная Швейцария) создается образцовая система госпиталей (и к этому образцу стремятся потом все монастыри ордена), куда входили отдельные госпитали для монахов (infirmarium), бедняков (hospitale pauperium), «светских братьев» - конверсов и еще не принявших постриг новициев, а также приют для богатых гостей, то есть для тех, «кто прибыл на лошади». Позднее к ним добавляется лепрозорий, находившийся, впрочем за монастырской стеной.

Около 1000 г. с началом клюнийской монастырской реформы каритативная деятельность превращается в наиболее актуальный пункт монашесокой идеологии. В 1132 г., например, госпиталь в Клюни насчитывал около 100 мест и по праву считался одним из самых крупных в Европе. (Для сравнения: «среднестатистический» в средние века имел от 5-7 до нескольких десятков мест.) Монахи-цистерцианцы с начала XI века также объявили главным направлением своей деятельности заботу о бедных. Повсюду – от Шотландии до Португалии и Восточной Европы – возникали монастыри этого ордена (в средние века их насчитывалось около 800), почти все они имели свои госпитали – инфирмарии для больных монахов и госпитали для бедных мирян.

Согласно уставу, прибывающие в монастырь гости (hospites) и прежде всего бедняки и паломники (paupers et peregrini) должны были обеспечиваться всем необходимым: кровом, едой, одеждой, в случае нужды – посильной медицинской помощью. Для этих целей в монастырях были не только отдельные помещения для гостей – именно в госпитали, но и отдельные погреба, кухня и пекарня, иногда местный монастырский врач. Впрочем слово «врач» («medicus») подобно тому как существовали «специализиции келаря, капеллана, библиотекаря, не предусматривалось». В монастырских поминальных книгах, где рядом с именами почивших упомянуты обычно и их должности, слово medicus встречается крайне редко. «Врачом» назначался кто-либо из монахов, и его положение не давало того авторитета, которым обладали монахи вышеупомянутых «специализаций», а функции заключались главным образом в уходе за больными и элементарной медицинской помощи.

Однако на всякое правило, как известно, всегда находится какое-нибудь исключение. Поэтому нельзя оставить без внимания тот факт, что были и монахи, которые действительно занимались медициной, изучая античное наследие и местные народные традиции, учились у своих предшественников. В некоторых монастырских госпиталях, даже на севере Европы – в Исландии и Скандинавии, судя по найденным археологами инструментам и результатам исследований скелетов с кладбищ при госпиталях, монастырские врачи производили сложные хирургические операции в соответствии с новейшими по тем временам методиками, разработанными в европейских медицинских центрах. Одновременно, конечно, не пренебрегали и лечением реликвиями, святой водой и благословенными специальными формулами культовыми предметами. В целом, подчеркну еще раз, влияние светских медицинских школ, в частности Салернской, в монастырях на территории севернее Альп ощущалось слабо, и различий между религиозной заботой о душе (cura anima) и медицинской заботой о теле (cura corporis) не делалось.

Даже в эпоху своего расцвета в X-XII веках монастырский госпиталь как социальный институт продолжал оставаться богоугодным заведением по призрению разных категорий нуждающихся в помощи и высокий медицинский уровень отдельных госпиталей в определенный (часто довольно короткий) период являлся скорее не правилом, а исключением, которому они обязаны заслугами того или иного врачующего монаха. Так, «образцовый» сен-галленский госпиталь просуществовавший несколько столетий, оставил в истории только одно имя – монаха Ноткера, за вздорный нрав прозванного «Перцем», а за свое врачебное искусство получившего почетную приставку к своему к имени – medicus (Notkerus Medicus). Хильдегарда Бингенская – автор едва ли не самых известных средневековых медицинских трактов «Phisica» и «Causa et cura», была аббатисткой бенедектинского монастыря Руппертсберг, куда стекались к ней за помощью сотни страждущих. Слава о ее медицинских познаниях пережила Хильдегарду: после ее смерти в монастырь продолжали стремиться больные и убогие, хотя его госпиталь не мог предложить уже ничего такого, чтобы отличало его от других рядовых госпиталей. Однако паломники надеялись отнюдь не медицинскую помощь, а на чудесное исцеление у гроба знаменитой аббатиссы-врачевательницы. Поскольку наплыв паломников был огромен, а долгом гостеприимства и милосердия нельзя было пренебрегать, дело дошло до курьеза. Монахини пожаловались майнцскому архиепископу, что шум и суета, привносимые в обитель множеством паломников, мешают их собственным молитвам, и тот вынужден был прибыть к гробу Хильдегарды и официально «запретить» ей впредь творить чудеса, дабы у ее могилы вновь воцарился покой.

Если говорить о значении монастырей для развития медицины как науки вообще, то в первую очередь следует напомнить, что в течении многих столетий после распада Римской империи они оставались едва ли не единственными очагами культуры и образованности и именно в них было сохранено и реципировано античное медицинское наследие. В основанном Кассиодором (около 540 г.) монастыре «Виварий» на горе Монте-Кассино переводились и переписывались античные медицинские рукописи Гиппократа, Галена, Цельса, Диоскурида, Орибазия, Александра Тралльского. В Испании к тщательному изучению воззрений античных врачей первым обратился архиепископ Исидор Севильский (около 570-636 г.). В крупных монастырях (Люксей, Фульда, Райхенау, Боббио, Сен-Галлен), в школах при госпиталях епископских кафедр (в Париже, Шартре, Лилле, Туре) составлялись рецептарии, руководства по кровопусканию, компедиумы из аничных сочинений.

Обращение монахов к практической медицине было тем более важным, что в деле помощи больным и инвалидам роль белого духовенства как «врачевателей» была довольно символической: в раннее средневековье долгом священника было не лечить – это запрещалось, а молитвой и увещеванием поддержать тех, кто слаб и сам не способен противостоять скверне – болезни, подготовить умирающего, помочь ему осмыслить грядущую смерть, облегчив расставание с земной жизнью. Однако из многих сотен монастырей и кафедральных соборов по всей Западной Европе, при которых были госпитали, наберется, может быть не больше десятка таких где действительно были продолжены традиции античной медицинской науки.

Кроме того, церковные власти очень быстро распознали в монастырской медицине опасность обмирщения для монашества, и расцвет ее был недолог.

Отправляясь учиться у светских врачей или оказывать помощь богатым больным, монахи-медики часто покидали надолго свои монастыри, что противоречило уставу: живя в миру, они невольно приучались к роскоши, общались с женщинами, порой забывали свой долг – служить бедным и обуянные грехом гордыни и корыстолюбия брали плату за лечение или, хуже того, в поисках гонораров стремились заполучить себе богатых пациентов, отказывая в помощи остальным нуждающимся. Частые отступления от орденских правил среди монастырских врачей к XI веку стали уже обычном делом. Приоры закрывали на это глаза, поскольку врачебная практика в миру приносила монастырям немалый доход: несмотря на то что помощь врача-монаха должна была быть бесплатной, больные обычно щедро одаривали монастырь. Известно, например, что знаменитый проповедник Бернар Клервонский принял в свою общину одного медика, бежавшего из своей обители потому, что приор того монастыря вынуждал его к частым отлучкам ради прибыли. На фоне общего кризиса старого бенедиктинского монашества внутри самой монастырской системы зрел протест, и в начале XII века Реймский церковный собор запрещает членам духовных орденов «практиковать врачебное искусство из жажды обогащения», предписывая всем «вновь обратиться к Богу». В 1139 г. Латеранский собор грозит серьезными наказанием монахам-медикам за практику в миру, собор в 1162 г. Монпелье запрещает принимать мирян на лечение в монастырские госпитали, годом позже собор в Туре запрещает более чем двухмесячные отлучки из монастыря, что сделало невозможным для монахов ученье в миру. На церковных соборах 1212 и 1215 годах вновь и вновь повторяется угроза отлучения для всех, кто нарушает эти правила. Попутно запрещаются занятия хирургией и акушерством белому духовенству в госпиталях при епископских кафедрах. И, наконец, в 1243 г. Папа требует внести в уставы монашеских орденов пункты о запрете монахам учиться медицине вообще. Таким образом, к середине XIII века серьезная медицина окончательно изгоняется из монастырских госпиталей.

Впрочем, к этому времени по причинам, от медицины весьма далеким, монастырские госпитали уже окончательно утрачивают свою роль основных центров каритативной деятельности в отношении бедных и больных, на смену им приходят госпитали городские, которые условно могут быть разделены на две категории. Одни основывались епископами или канониками городских соборов и продолжали оставаться полностью церковными учреждениями, другие – различными духовно-светскими орденами и братствами, а также городскими коммунами или, реже, отдельно богатыми благочестивыми горожанами.

Городские госпитали, строго говоря, явление для Европы не новое. Один из самых ранних госпиталей в Западной Европе - госпиталь в Арле (500 г.), основанный знаменитым арльским епископом Цезарием. Еще синод 836 г. в Аахене предписывал каждому городу иметь свой госпиталь, но до XII века данное предписание оставалось скорее только благим пожеланием. Од­нако по мере роста числа городов и соответственно горожан, росло и количество городских госпиталей.

Что представлял собой городской госпиталь? Как и мона­стырский, он сочетал в себе функции больницы и приюта для всех нуждающихся. Больные, инвалиды, немощные старики, вдовы и сироты, бедняки и странники получали в нем необхо­димый, но в целом простейший уход. Даже настоящий врач был там далеко не всегда.

Нельзя забывать, что городской госпиталь тоже был в первую очередь духовным институтом. Напомню, что во взгляде на болезнь и больных христианское мировоззре­ние отличалось от античной "научной" медицины отнюдь не тем, что в христианстве отношение к ним было "религиозным", а у античных врачей "светским". Античная медицина также ни­когда не была чисто светской и носила отпечаток религиозного мышления даже у Гиппократа, так что нельзя рассматривать ее только с позиций рационализма. Различие это состояло прежде всего во взглядах на причину болезни и на важнейшее условие избавления от нее.

Теология болезни учит, что все телесные не­дуги, равно как и любые другие несчастья, происходят по воле Божественного Провидения и являются следствием греховности человеческой натуры. Грех при этом связывается не столько со специфическим, формально неправильным поведением, проти­воречащим христианским нормам и ценностям, сколько с оп­ределенным состоянием души, ибо греховность - "скверна" - соединяется с душой и становится неотъемлемой ее частью; по­этому главное условие исцеления - очищение болящего от скверны греха 5 . Христа почитали как избавителя и врачевателя и души, и тела - "Christus soter et medicus".

Именно забота о ду­ховном здоровье пациентов стояла в средневековых госпиталях на первом месте, что нашло отражение даже в их архитектуре. В конце залы, где помещались пациенты, обязательно находил­ся алтарь, при котором велись регулярные богослужения; ино­гда к госпитальному зданию пристраивалась капелла или не­большая церковь, так что все обитатели госпиталя, даже прико­ванные к постели больные, всегда имели возможность прини­мать участие в литургии. И первыми процедурами, которым подвергались поступающие в госпиталь, были очищающая душу исповедь и таинство причащения.

Новоприбывших пациентов мыли, переодевали в чистое (спать, впрочем, полагалось голыми, только в ночном колпаке), оказывали простейшую медицинскую помощь и размешали в общей зале, где рядами стояли кровати, рассчитанные обычно на несколько человек каждая. Отдельных помещений для муж­чин и женщин не предусматривалось, их кровати просто отде­лялись проходом. Кормили в целом хорошо, не менее 2 раз в не­делю полагались мясо и вино. Забота об искуплении грехов и спасении души, а также питание, уход и крыша над головой со­ставляли основу "лечения" в таком госпитале. Но было бы оши­бочным недооценивать его значение: вдали от знаменитых ме­дицинских центров Европы, таких как Париж, Милан или Са­лёрно, городской госпиталь был практически единственным ме­стом, где люди из низших социальных слоев и маргиналы - ни­щие, бродяги, а также любые путешественники, бывшие во всех отношениях весьма уязвимыми уже только потому, что, отпра­вившись в дорогу, порывали все свои социальные связи, в слу­чае нужды могли получить какую-нибудь помощь. К этому сле­дует добавить, что в условиях, когда любая болезнь могла обер­нуться катастрофой, пребывание в госпитале давало еще и пси­хотерапевтический эффект. В свою очередь пациенты, поступая в госпиталь, давали обет послушания начальству и воздержания. Последнее, впрочем, удавалось не всем, так как среди них были не только немощные и больные, но и относительно здоровые и молодые люди, и когда их греховная связь с кем-либо из слу­жителей госпиталя или пациентов обнаруживалась, случались пикантные скандалы.

Система городских епископских госпиталей как оплот ка­ритативной деятельности церкви тем не менее не сумела выдер­жать испытания временем и к XIV веку окончательно приходит в упадок, за исключением того, что в 1215 г. IV Латеранский церковный собор запрещает белому духовенству практиковать хирургию и акушерство, основные причины, обусловившие ее развал, к медицине имели мало отношения и носили социаль­но-экономический и отчасти идеологический характер.

Во-первых, хотя и считалось, что госпитали финансируются от доходов с церковного домена, средств для них выделяли крайне мало и им приходилось заботиться о себе самим, что ав­томатически давало госпиталям статус относительно автоном­ной хозяйственной единицы. Помимо подсобного хозяйства и выручки от продажи платья с умерших, основной статьей их до­хода на протяжении всего средневековья оставались пожертво­вания, причем это были не только деньги, но и продукты, оде­жда и льняные покрывала, даже солома для постелей. Но если при Меровингах и Каролингах почти все завещания содержали упоминание о даре госпиталю, то в высокое средневековье не­достаток пищевых ресурсов и рост всевозможных налогов и по­боров, осложнявшие и без того трудную жизнь средневекового человека, весьма способствовали тому, что население нищало и мало что могло пожертвовать церкви и бедным, да и количество самих бедняков, нуждающихся в помощи и призрении, неизме­римо выросло. В то же время рента церквей и аббатств умень­шается едва ли не вдвое. Данные обстоятельства не могли не от­разиться на положении госпиталей, и итог был печальным: по­сле XII века новых церковных госпиталей почти не основывали, а многие старые приходили в упадок, в них сокращалось коли­чество мест или они вообще закрывались.

Экономическому упадку госпиталей сопутствовала и духов­ная деградация их служителей: богослужениями все чаще пре­небрегали, дисциплина падала, предназначенные для больных и бедняков продукты и имущество разворовывались. В этом смысле хозяйственная самостоятельность и право распоряжать­ся пожертвованиями сослужили госпиталям плохую службу, дав почву для произвола управляющих. Нередкими стали ситуации, когда госпиталь оказывался вообще пустым: все средства шли только на содержание ректора, капеллы и служащих. Несмотря на попытки церковных властей и поместных соборов сохранить первоначальные функции госпиталей как богоугодных заведе­ний, вокруг них все чаще разражались громкие скандалы. Так, в 1356 г. некий брат Бернард Лефевр был уволен со своего места настоятеля в госпитале французского города Бове, поскольку никаких отчетов о расходе вина и пшеницы во вверенном ему заведении не предоставлял да еще "взял в долг" из казны 700 флоринов и "забыл" вернуть. В 1398 г. ректор госпиталя в Кавайоне по приказанию епископа был изгнан со своего поста, потому что превратил свой госпиталь в бордель, а вырученные за проданную мебель деньги присвоил. Некоторые ректоры час­то шли на то, чтобы в целях наживы продавать часть помещений и имущество госпиталя, урезать рацион питания больных, так что тем не оставалось ничего иного, как просить на улице по­даяния: в анжерском госпитале за год умерли от голода более 300 человек. В знаменитом парижском Нotel-Dieu служители безнаказанно отлучались со своего поста в любое время, сквер­нословили и развратничали на глазах у больных.

Во-вторых, в высокое средневековье отмечаются глобаль­ные изменения как в хозяйственной жизни общества, так и в об­щественном мировоззрении, давшие первый импульс оформле­нию другой, в каком-то смысле альтернативной существующей системе призрения бедных и больных. Экономические и соци­альные процессы в XI-XIII веках привели к серьезным изме­нениям форм реальной бедности и самого содержания понятия "бедные". В каритативной деятельности происходит настоящая революция. Решающим фактором, столь изменившим положе­ние вещей, является отмечаемый уже с XI века прирост населе­ния: с Х века по XIV век население Европы удваивается. Засе­ляются отдаленные районы, активизируется торговля, растет число городов и их жителей, увеличивается мобильность насе­ления, связанная с ростом торговых связей, крестовыми похо­дами, паломничествами. Оборотной стороной этих процессов стало увеличение числа бедных. При том, что прирост населе­ния постоянно опережал прирост ресурсов питания, а неуро­жайные годы были явлением довольно частым, не оскудевала и армия голодающих. К деревенской бедноте - основному объ­екту благотворительности в раннее средневековье - прибави­лась беднота городская, рост численности которой во многом был обусловлен бедностью в деревне: город притягивал голо­дающих. Едва ли не половину населения любого города можно было причислить к бедноте. В отличие от городской бедноты раннего средневековья она состояла уже не только из нищих и бродяг, а была более дифференцирована и постоянно пополня­лась за счет поденщиков, людей, живущих на случайные зара­ботки, учеников и подмастерьев, прислуги. Разумеется, при та­ком количестве нуждающихся традиционных форм церковной благотворительности уже недоставало: потребности существен­но опередили возможности.

На фоне этих социально-экономических изменений и в ре­лигиозной жизни Европы происходит важный поворот, среди прочих последствий которого были новые формы каритативной деятельности и, что особенно важно, частичный выход ее из компетенции церкви. В этом повороте существенны два момен­та. Во-первых, внутрицерковные реформы, суть которых заклю­чалась в стремлении приблизить, наконец, к жизненной прак­тике веками провозглашаемые лозунги подражания Христу, не­обходимости "апостольской жизни" в бедности и служении бед­ным для клира и монашества. Во-вторых, с середины XII века все более активное участие в религиозной жизни общества на­чинают проявлять представители средних и низших сословий.

Таким образом, рост "бедности поневоле" обострил вопрос о добровольной бедности и аскезе, приближающимся к идеалам апостольства. Старое бенедиктинское монашество переживает кризис: богатство ордена заставляет усомниться в его соответ­ствии этим идеалам. И в самом монашестве, и в миру активи­зируется движение за добровольную бедность и служение бедным, вылившееся в создание целого ряда духовно-светских орденов и братств, поставивших своей целью соответствие аскетическим идеалам и каритативную деятельность, прежде всего уход за бедными и больными. Эти ордена уже не были чисто церковными организациями, в них входили миряне, причем далеко не из знати. Так, старейшим был орден святого Иоанна, организованный во второй половине XI века рыцарями и купцами в Иерусалиме для больных паломников. Столетие спустя во время третьего крестового похода рыцари и горожане из Любека и Бремена создают Тевтонский орден (орден госпиталитов святой Марии).

Вскоре после создания эти ордена распространяют сеть своих госпиталей по всей Европе. Некоторые ордена специализировались на уходе за опреде­ленными категориями больных. Например, орден святого Лазаря (1119 г.) заботился исключительно о прокаженных, орден святого Антония - о больных эрготизмом - "огнем святого Антония" (род отравления грибком спорыньи, поражавшим рожь; эпидемии эрготизма были частым явлением в средневековой Европе). Однако даже и в этих госпиталях основное внимание уделялось заботе о спасении души, призрению и уходу за стра­ждущими. Особого внимания заслуживает, пожалуй, орден гос­питалитов Святого Духа (1198 г.), объединивший ряд светских духовных братств, вообще независимых от церкви, члены кото­рых - мужчины и женщины из разных сословий, живя в миру, тем не менее посвятили себя заботе о бедных и больных. Осо­бенно много госпиталей ордена Святого Духа возникло в Ита­лии и Германии в XIII веке. В этот период не было уже, пожа­луй, ни одного более или менее крупного населенного пункта, где бы благочестивые миряне обоих полов не объединялись в братства для каритативной деятельности. Помимо этого, со­стоятельные люди в городах вместо дарений церковным госпи­талям все чаще организовывали собственные. Таким образом, с возникновением светских братств и орденов учреждение госпи­талей выходит из-под контроля церкви. Внешне такие госпита­ли мало чем отличались от церковных, но все же именно они стали новым типом института социальной помощи, пришед­шим на смену монастырским или городским епископским гос­питалям. Важно отметить, что формально они принадлежали городу и подчинялись только светским властям.

Типичный пример - городской госпиталь в Марбурге, ос­нованный в 1231 г. тюрингской ландгафиней Елизаветой, впо­следствии причисленной к лику святых. Ей был 21 год, когда она овдовела и решила посвятить себя благотворительности. От­далившись от своих детей, родственников, придворных, полно­стью отказавшись от светской жизни, она расходует основную часть своих богатств на организацию госпиталя на 28 мест. Па­троном (небесным покровителем) госпиталя был выбран неза­долго до этого канонизированный святой - Франциск (умер в 1228 г.), который проповедовал и подтверждал личным приме­ром религиозно-аскетическую свободу от имущества и стал для Елизаветы и многих ее современников идеалом сознательного отречения от мирских благ. В этом госпитале никакого врача не было. работали только сама Елизавета и две ее бывшие служан­ки и наперстницы. Как пишет духовник Елизаветы и автор ее жития марбургский архиепископ Конрад, она служила там се­строй милосердия, сама ухаживала за больными, готовила им лекарства из трав, мыла, кормила и вообще выполняла всю чер­ную работу, промывая их язвы и раны, своим платком вычищая грязь и гной изо рта, носа, ушей. Особое внимание Елизавета уделяла наиболее нуждающимся - детям-сиротам, калекам и прокаженным, искавшим приют в ее госпитале 8 . Прокаженные в средние века были единственной категорией больных, на ко­торую, как это ни удивительно, принципы любви к ближнему, как правило, практически не распространялись. Их всячески стремились изолировать от общества, боялись и ненавидели, но тем значительнее был христианский подвиг Елизаветы, прини­мавшей их а своем госпитале и из-за этого вынужденной всту­пить в открытый конфликт с горожанами и городскими властя­ми, которым этот госпиталь формально подчинялся.

Как видим, для поворота в общественном сознании в отно­шении бедных и больных, вследствие которого установка на обязательную благотворительность по отношению к ним нако­нец перестает быть лишь идеологическим штампом или еще од­ним церемониалом, как это было в раннее средневековье, по­требовалось несколько столетий. Этот поворот свершился под влиянием воспитательных усилий церкви, но одновременно и лишил ее лидирующей роли инициатора социальной помощи. С конца XIV столетия тенденция к переходу всех функций заботы о бедных в компетенцию местных властей - историки называ­ют э0тот процесс "коммунализацией заботы о бедных" 9 -все больше дает о себе знать. Тогда же намечаются радикальные пе­ремены в понимании бедности и, что важно, в ее оценке и со­ответственно в отношении к бедным.

Эпидемии чумы середины XIV века, в течение нескольких десятилетий опустошавшие Европу, имели следствием не толь­ко сокращение населения (в некоторых областях почти на треть), но и значительный упадок хозяйства, что дало новый им­пульс бедности. Стремительный рост числа неимущих превра­щает их в социальное зло, и на повестку дня впервые в истории встает вопрос о причинах бедности, связи ее с преступностью и способах борьбы с нею, что в целом противоречило прежней, евангельской, ее оценке. Если раньше бедность понималась как необходимость работать, а нищенствование - не как вынуж­денное состояние, а как способ приближения к евангельским идеалам самоотречения и отвержения всего мирского, то теперь бедность стали объяснять нежеланием работать (как видим, ме­няется и оценка самого труда). Людей без определенных заня­тий, не имевших профессии, вырванных из своей среды, тем бо­лее пришлых, т. е. тех самых, которые прежде составляли зна­чительный процент обитателей госпиталей, начинают рассмат­ривать как бродяг, бездельников и тунеядцев, с которыми над­лежало вести борьбу и по возможности заставить трудиться. В массовом сознании растет осуждение нищенствования. что на­ходит первое законодательное отражение в запретах нищенст­вования для трудоспособных. При таком взгляде на бедных за­бота о них переходит в иную плоскость.

На первый план выдвигаются педагогические задачи - при­общение бедных к труду путем воспитания и даже принуждения. Им предписываются определенные нормы поведения, требую­щие от них скромности, дисциплины, прилежания и трудолю­бия. Одновременно совершенствуются и разнообразятся инсти­туты и формы социальной помощи (например, раздача одежды, денег, "столы для нищих"), упорядочивается их финансирова­ние, разрабатываются четкие критерии для предоставления этой помощи, усиливается городской контроль за благотворительно­стью как коммунальных, так и духовных учреждений, возникает постоянный бюрократический аппарат, занимающийся пробле­мами социального обеспечения. Трудоспособных бедных теперь не принимают в госпитали, где они могли бы безбедно сущест­вовать в праздности, а направляют на принудительные (обычно довольно тяжелые) работы, пытаются создавать специальные работные дома (например, на лесопильне или солодовне для мужчин, на прядильне для женщин). Отныне бедные должны работать, для нетрудоспособных по старости и детей-сирот го­родские власти все чаще создают специальные приюты, а гос­питали, наконец, все более и более начинают походить на ме­дицинские учреждения.

Таким образом, только в позднее средневековье институт госпиталей окончательно утрачивает свою функцию жертвы Господу, свое "сакральное достоинство", и те социокультурные феномены, которые можно было бы обозначить современными понятиями "здравоохранение" и "социальная забота", в целом приобретают общественный статус или, точнее, утрачивают свой религиозный характер. Врачевание тоже окончательно ста­новится делом людей светских - профессиональных врачей, получающих теоретическую подготовку на медицинских фа­культетах университетов, и разного рода лекарей, цирюльников, "бродячих медиков", владеющих не только умением изготавли­вать всевозможные "чудодейственные" бальзамы и микстуры, но и определенной суммой позитивных знаний и опыта, что по­зволяет удалить больной зуб, вскрыть нарыв, принять роды, пустить кровь и т. п.

Глава 3. О клинической подготовке врачей в средневековых университетах

Дайте ученикам хорошее клиническое образование и лишь после того пускайте в госпитали», - сказал в 1804 г., возражая против существовавшей системы подготовки медицинских кадров, знаменитый медицинский немецкий врач, организатор и аналитик П. Франк .

Сегодня подобное заявление может вызвать у врачей, не говоря уже о профессорах и руководителях высших учебных медицинских заведений, к которым оно в свое время было обращено, лишь недоумение – а разве может быть как-то иначе?..

Но в истории высшего медицинского образования известен период, когда медицинские факультеты в университетах не имели клиник, а профессора не считали целесообразным обучать студентов практическим медицинским дисциплинам у постели больного. Вплоть до середины XVI столетия пребывание во всех без исключения университетах носило сугубо теоретический характер и складывалось из лекций, где студентам в прямом смысле слова читались канонические тексты выдающихся врачей древности и комментарии к ним, и диспуты на которых обсуждались отдельные наиболее важные проблемы.

Можно подвергнуть резкой критике университеты средневековья, давшие схоластическое образование и выпускавшие беспомощных в практическом отношении врачей-схоластов, когда будущие доктора готовились на медицинских факультетах университета, где практическая подготовка стояла на крайне низком уровне. Преподавание двух важнейших предметов, патологии и терапии… было в очень плохом состоянии. Студент допускался к больному только в виде исключения, обыкновенно же он изучал картину болезни, диагностику и лечение ее только при помощи теоретических лекций и книг. По этому поводу была нарисована карикатура «Сущность схоластической медицины», где изображены два доктора, одетых в традиционные академические тоги, яростно спорят по поводу текстов, держа в руках раскрытые большие фолианты, каждый доказывает другому преимущественно своего толкования. На больного они не смотрят, повернулись к нему спиной. И пока они ведут спор о текстах, смерть за их спиной, усмехаясь, уносит больного. Перечень весьма близких по содержанию и критической направленности цитат может быть без труда продолжен.

Однако возникает вопрос, почему при столь вопиющих недостатках университетского медицинского образования в средневековой Европе в подавляющем большинстве стран врачом можно было стать, только окончив медицинский факультет университета. Почему выпускники существовавших тогда же медицинских школ при больницах, например хирургических, готовивших исключительно специалистов практиков, считались медиками, что называется «второго сорта» и не имели права оказывать помощь вне контроля со стороны врача-схоласта? Остановимся чуть подробнее на этой проблеме, хотя она, как может показаться на первый взгляд, и не имеет прямого отношения к истории становления клинического преподавания. Но это лишь на первый взгляд, поскольку без четкого понимания особенностей системы подготовки врачей в средневековой Европе и университетского образования того времени невозможно разобраться в причинах возникновения и механизмах внедрения в учебный процесс практических форм обучения, а позднее и собственно клинического преподавания.

Итак, на медицинских факультетах университетов средневековой Европы клинического преподавания не велось, больной в учебном процессе не использовался, а все без исключения медицинские дисциплины читались сугубо теоретически по каноническим источникам. Но это, пожалуй, единственный непреложный факт, который можно почерпнуть из обилия информационного шума, наполняющего общедоступные историко-медицинские публикации.

Все остальное, включая критику в адрес университетского образования и существовавшей системы подготовки врачей, представляет собой не более чем спекуляции, неизбежные при попытке рассматривать и оценивать события и процессы с позиций другой культурной эпохи.

Первая и главная спекуляция заключается в том, что резкой критике подвергается система университетской подготовке врача в средневековой Европе, в то время как медицинские факультеты того времени врачей не готовили. Это утверждение не относится к открытиям последнего времени. Многие исследователи, в том числе и авторы цитировавшихся работ, сообщают, сто после 2-4 летнего обучения в университете выпускники медицинских факультетов для получения права на самостоятельную врачебную практику или докторского звания (в некоторых странах дававшего такое право автоматически) должны были пройти минимум одногодичную практическую стажировку в каком-либо лечебном учреждении или в течении нескольких лет ассистировать своему профессору в ходе его практики . Наиболее четко существовавшая в средневековой Европе система подготовки врача, имеющего право, или выражаясь языком того времени, «лицензию» на самостоятельную практику, сформулирована А. Готлибом в статье «Университет» (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона): «По статусам медицинского Монпелье 1340 г. магистр atrium, поступив в схолары, делался бакалавром медицины через три года, по выдержании публичного испытания. Для получения «лицензии» он еще два года учился и практиковался под руководством своего профессора: затем следовал еще строгий экзамен, после которого новому доктору вручали четырехугольный берет, золотой пояс, кольцо и книгу Гиппократа» . И такой путь должны были пройти желавшие заниматься врачеванием в подавляющем большинстве стран Европы. Например, устав Венского университета 1389 г. требовал обязательной практической стажировки от всех соискателей учебной степени доктора медицины . Согласно известным указам Фридриха I Гогенштауфена (Барбаросса), практиковать на территории Священной Римской Империи Германской нации могли лишь те из выпускников, кто прошел практическое усовершенствование и сдал строгий экзамен на право заниматься врачебной деятельностью в Салернской медицинской школе . Безусловно, были и случаи, когда безответственные люди в стремлении как можно скорее обогатиться теми или иными путями добивались разрешения на практику, не имея никакого опыта работы с больными. Но это были лишь единичные случаи, представлявшие собой исключение из общепринятого правила. А правило заключалось в том, что подготовка врача в средневековой Европе состояла как бы из двух последовательных этапов – обучения на медицинском факультете университета и послеуниверситетской стажировки, под руководством опытного врача. Медицинские факультеты университетов обеспечивали лишь теоретическую подготовку, на основе которой желавшие посвятить себя медицинской практике, в ходе стажировки приобретали необходимые навыки и умения. И такая двухэтапная модель подготовки врача имела свои резоны.

Врачебная практика была хотя и основным, но далеко не единственным вариантом дальнейшего деятельности выпускников медицинских факультетов. Объем получаемой ими теоретической подготовке был достаточен для того, чтобы они могли работать практически в любой области тогдашнего естествознания. История сохранила имена многих выдающихся естествоиспытателей – астрономов, физиков, химиков, натуралистов, получивших образование на медицинских факультетах различных университетов Европы.

Вторая спекуляция относится к критике собственно университетского образования, его схоластичности. Причем многие авторы и прежде всего это касается отечественных историков медицины советского времени, даже не утруждали себя критикой схоластического характера университетского медицинского образования, просто констатировали его. Это, с их точки зрения, само по себе служило доказательством антинаучность: «Схоластика, - говориться в «Словаре русского языка» С.И. Ожегова, - средневековая идеалистическая, враждебная науке философия, опиравшаяся на догматы церкви и отличавшаяся крайней абстракцией . И тот факт, что слова «схоластика», «слохастический» употреблялось именно в такой значимости, полностью подтвердается тем контекстом, автором обсуждается особенности подготовки медиков в университетах средневековой Европы.

Однако, если познакомиться поближе с первоначальным истинным значением этого слова, крайне трудно избавиться от мысли, что они будто специально придуманы для того, что бы исключить возможность для критики университетов, но всяком случае в аспекте научной направленности педагогического процесса. Слово «Схоластика, - читаем мы, например, в Энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Эфрона, - происходит от лат. schola… школа», даже ближе, от производного «scholasticus», употребляемое в качестве существительного, прилагательного сначала к учителям одной или нескольких, которые преподавали в основанных Карлом Великим монастырских школах, а также к учителям богословия; впоследствии оно было перенесено для всех, кто занимался науками, особенно философией» . Последнее является весьма существенным. Медицинские факультеты средневековых университетов обеспечивали не просто теоретическую, а научную теоретическую подготовку будущих врачей. Они создавали возможность тем, кто решил заняться врачеванием, осознанно, на основе существовавших в то время научных представлений осваивать в ходе стажировки под руководством опытных практиков у постели больного методы диагностики и лечения. И в первую очередь именно этим подготовка на медицинских факультетах университетов отличалась от подготовки в практических медицинских школах, где ученики слепо нарабатывали конкретные приемы и навыки оказания помощи больным, где фактически обучали (в хорошем смысле слова) ремеслу. И поэтому не случайно, врачом, деятельность которого всегда творческий процесс, требующий от человека умения дать оценку ситуации, проанализировать ее, вычленить наиболее важные моменты, определить перспективы дальнейшего развития, можно было стать только пройдя курс обучения в университете. Поэтому не случайно, выпускники практических медицинских школ не только считались медиками «второго сорта», но и в действительности являлись специалистами «при враче», которые должны были выполнять принятые врачом решения.

Что же касается упоминавшейся карикатуры на врачей схоластов, рассуждавших о «высоких материях» у постели умирающего, то разве сегодня меньше спорят на консилиумах современные клинически подготовленные специалисты и разве всегда результатом этих споров становится выздоровление пациента?

Медицинские факультеты университетов средневековой Европы давали научное образование. И мы не можем принять, на первый взгляд, напрашивающиеся возражения по поводу того, что нельзя назвать научным образованием переписывание на лекциях источников, заучивание наизусть текстов Гиппократа, Галена, Ибн-Сины и бесконечные дискуссии на диспутах по отвлеченным, не имеющим отношения к практике и реальной действительности вопроса. Не можем принять потому, что речь идет о средневековье, о совершенно иной культурной эпохе, к которой не могут и не должны применяться современные и близкие для нас критерии научного поиска. Средневековою науку как один из элементов средневековой культуры характеризует представления об истине веры, веры в то, что все сущее создано Богом, и в изначальную целесообразность созданного. Окружающая действительность воспринималась и рассматривалась человеком средневековья как не объективная, а как символ Божества. Целью средневековой науки как одного из средств постижения всего сущего, были таким образом выявление и констатация символов Бога, попытка постичь премудрость создателя. В медицине такими символами и одновременно откровениями Создателя считались канонические тексты великих врачей древности, а поэтому комментирование, штудирование и заучивание наизусть составляли в средние века один из компонентов научного образования и научной деятельности . К тому же тексты великих врачей прошлого, изучавшиеся тогда в университетах, хотя и не содержат сведений по компьютерной томографии, иммунофорезу и перекислому окислению липидов, до сих пор поражают точностью клинических описаний и глубиной мысли. И в этом смысле могут служить примером и для современных научных и учебных медицинских произведений.

Но мы остановились на особенностях средневековой науки не только затем, чтобы предвосхитить возможные упреки и возражения. Представления того времени о науке вообще и универсальных центрах изучения и преподавания наук прямо противоречили идее предметного практического преподавания с использованием больного в университетах. Возникнуть такая идея, а тем более воплотиться в жизнь могла лишь при условии изменения существовавших представлений. Поэтому не случайно, что первые попытки ввести в учебный процесс на медицинских факультетах университетов больного относятся к эпохе Возрождения, к тому периоду истории человечества, когда в недрах средневековой культуры начали появляться представления об истине чувства, о реальности существования лишь того, что можно увидеть, услышать или потрогать руками.

Основанная на чувственном объективизме, практическая устремленность человека Возрождения, его убежденность в необходимости подтверждать свои умозаключения конкретными фактами, а не цитатами из канонических книг привели к внедрению в учебный процесс на медицинских факультетах европейских университетов идеи наглядности преподавания. Начало этому процессу было положено анатомами, химиками и натуралистами, а во второй четверти XVI столетия такая попытка была предпринята и отдельными преподавателями медицины .

«Учить можно не иначе, как посещая больных… Источник медицинской науки – только у постели больного», - писал профессор Падуанского университета Джованни Баттиста Монтано (Monti, Monte, Montanos, da Monte, Montanus Giovanni Battista, 1498-1551 гг.) – первый университетский профессор, начавший проводить со студентами занятия у постели больного . Приведенные слова, как нельзя лучше характеризуют изменения, происшедшие в сознании передовых мыслителей Возрождения. «Источник медицинской науки» для них – не в древних фолиантах, а «только у постели больного», а раз так, то в университетах как центрах изучения и преподавания наук «учить можно не иначе, как посещая больных…». Для этого Монтано добился разрешения на использования для целей преподавания нескольких коек в городском госпитале Св. Франциска . К этому времени Монтано уже имел репутацию прекрасного практического врача, поэтому неудивительно, что проводившиеся им клинические доклады с демонстрацией больных сразу же привлекли к себе внимание и получили широкое признание как и у студентов, так и у лиц, уже окончивших медицинский факультет, причем не только Падуанского университета. Все это вместе взятое позволило историкам назвать Монтано основоположником и создателем «современной концепции клинического преподавания». .

Вместе с тем, нисколько не умаляя заслуг этого безусловно выдающегося врача и педагога, нам бы хотелось высказать несколько замечаний по поводу существующих оценок его нововведений. Монтано был действительно первым профессором, который предпринял попытку ввести в учебный процесс на медицинских факультетах университетов больного. Но насколько корректно называть проводившиеся им занятия клиническим преподаванием, а тем более считать их прообразом современной концепции такового преподавания?

Анализ сохранившихся данных показал, что курс практической медицины в Падуанском университете не включал в себя как минимум четырех важнейших компонентов этого феномена. Во-первых, студенты выступали на занятиях в клинике исключительно в роли наблюдателей и слушателей, между ними и профессором не предусматривалось даже диалога. Таким образом, не обеспечивалось выполнение основного принципа практического преподавания – участия студентов в клинических разборах: в выявлении и анализе наблюдаемых проявлений болезни, в обсуждении диагноза, прогноза и выбора необходимых терапевтических мер. Во-вторых, не проводилось обучения навыкам работы с больным: правилам поведения у постели больного, опроса и других форм обследования пациента. В-третьих, тематического подбора больных не существовало и его необходимость, по-видимому, не осознавалось.

Клинические демонстрации осуществлялись вне какой-либо продуманной содержательной связи с основным систематическим курсом практической медицины, который продолжал преподаваться сугубо теоретически. Таким образом, занятия в клинике превращались в некое театральное действо, ограничивались демонстрацией врачебного искусства профессора. В-четвертых, курс практической медицины и особенно занятия в клинике не были организационно, ни содержательно согласованы с преподаванием других предметов медицинского факультета. Клиническое преподавание может эффективно осуществляться лишь при условии, что студент до занятий в клинике успешно освоил курсы базовых теоретических дисциплин: анатомии, физиологии, патологии и т.п.

Однако, еще раз повторимся, это ни в коем случае не должно восприниматься как критика в адрес того, что делал Монтано. Реальные заслуги Монтано в истории высшего медицинского образования столь значительные, что он просто не нуждается в мнимых. Он первый ввел использования больного для преподавания практических медицинских дисциплин в университетах и тем самым положил начало становлению клинического преподавания. Но именно становлению, а не самому клиническому преподаванию.

Имеющиеся в нашем распоряжении документы и литературные источники неопровержимо свидетельствуют, что возникло клиническое преподавание далеко не сразу, что потребовалось, по меньшей мере еще два с лишнем века для того, чтобы были постепенно осознаны и внедрены в учебный процесс на медицинских факультетах университетов все названные выше его обязательные элементы составляющие - двести с лишнем лет поисков и противостояния, достижений и неудач. Двухэтапная модель подготовки врача и средневековая традиция университетского медицинского образования еще долго господствовали в Европе, а попытки преподавания практических медицинских дисциплин с использованием больного еще долго встречали неприятие и даже активное противодействие.

После смерти Монтано в 1551 г. занятия со студентами в госпитале в Падуанском университете прекратились. Инициатива Монтано не нашла поддержки у университетской профессуры. Усилия одного человека оказалось явно недостаточно, чтобы поколебать устои многовековой традиции. Также очень недолго просуществовали подобные формы обучения практической медицины, внедренные вскоре после Монтано в середине XVI века, на медицинских факультетах университетов в Падуе и Генуе.

Правда, в 1578 г. в результате настойчивых требований со стороны группы немецких студентов, обучавшихся в Падуе, клинические демонстрации в госпитале Св. Франциска были возобновлены в этом году Венецианский сенат, курировавший Падуанский университет, назначил двух в недалеком прошлом выпускников этого университета Альбертино Боттони (Bottoni Albertino.? – 1596) и Марко дельи Одии (Marco, Mario, degli Oddy – 1526-1592 г.) на должности профессоров практической медицины для проведения занятий у постели больного в городском госпитале . Боттони взял на себя обходы со студентами и клинические разборы больных, лежавших в мужской палате госпиталя, Одди – в женской .

Однако, даже несмотря на то, что это была не частная инициатива профессора, а вполне официальное решение руководителей университета еще при жизни Одди и Боттони стали раздаваться жалобы со стороны университетской профессуры, что преподавание в госпитале будто бы отвлекает студентов от посещения других лекций. Поэтому неудивительно, что после их смерти в 90-х годах XVI столетия практические формы обучения в Падуе оказались вновь выведены за рамки университетского этапа подготовки врачей, а на базе университетской клиники возникла практическая медицинская школа «Schola de parbus et urinus» .Вместе с тем идея привлечения больного, с целью обучения студентов медицинских факультетов университетов не погибла. Даже тех нескольких десятилетий, в течении которых Монтано, Одди и Боттони вели занятия у постели больного, оказались достаточно для появления сторонников такого метода преподавания практической медицины. В Падуе им не удалось закрепиться достигнутых позиций, но они нашли понимание и поддержку в университетах протестантской Голландии.

Заключение

В позднее средневековье институт госпиталей окончательно утрачивает свою функцию жертвы Господу, свое "сакральное достоинство", и те социокультурные феномены, которые можно было бы обозначить современными понятиями "здравоохранение" и "социальная забота", в целом приобретают общественный статус или, точнее, утрачивают свой религиозный характер.

Врачевание тоже окончательно ста­новится делом людей светских - профессиональных врачей, получающих теоретическую подготовку на медицинских фа­культетах университетов, и разного рода лекарей, цирюльников, "бродячих медиков", владеющих не только умением изготавли­вать всевозможные "чудодейственные" бальзамы и микстуры, но и определенной суммой позитивных знаний и опыта, что по­зволяет удалить больной зуб, вскрыть нарыв, принять роды, пустить кровь и т. п.

­ Медицина средневековой Европы не была бесплодной. Она накопила большой опыт в области хирургии, распозна­вания и предупреждения инфекционных болез­ней, разработала ряд мер противоэпидемического характера; возникли больничная помощь, формы организации медпомощи в городах, санитарное законодательство и т. д. В результате развития экономики созрели условия для коренных преобразований в сфере идеологии, культуры и естественных наук, на­чало которым было положено эпохой Возрождения.

Как развивалась медицина в средневековой Европе? Еще в XIV и XV веках лучшие специалисты рекомендовали такой способ борьбы с болезнью, как подвешивание за ноги, чтобы «яд вышел из ушей, носа, рта и глаз». Но, может, это отдельные казусы, а в остальном все было не так уж плохо? Ознакомление с другими источниками приводит к неутешительному выводу — нет, все так и было.

Европейская средневековая медицина знала лишь несколько универсальных «лекарств» — клизмы, рвотное, кровопускание, прижигание, хлорид ртути и, конечно, молитва. Весь этот набор «лекарственных средств», как легко догадаться, больше вредил излечению больных, чем помогал. Все источники только подтверждают упадочное состояние средневековой христианской медицины в сравнении с арабской.

Вот один из удивительных примеров врачевания у франков.

«Властитель аль-Мунайтыры написал письмо дяде, прося прислать врача, чтобы вылечить нескольких больных его товарищей. Дядя прислал к нему врача-христианина, которого звали Сабит. Не прошло и двадцати дней, как он вернулся обратно.

«Как ты скоро вылечил больных», — сказали мы ему. «Они привели ко мне рыцаря, — рассказывал нам врач, — на ноге у которого образовался нарыв, и женщину, больную сухоткой. Я положил рыцарю маленькую припарку, и его нарыв вскрылся и стал заживать, а женщину я велел разогреть и увлажнить ее состав. К этим больным пришел франкский врач и сказал: «Этот мусульманин ничего не понимаете лечении. Что тебе приятнее, — спросил он рыцаря, — жить с одной ногой или умереть с обеими?» — «Я хочу жить с одной ногой», — отвечал рыцарь.

«Приведите мне сильного рыцаря, — сказал врач, и принесите острый топор». Рыцарь явился с топором, и я присутствовал при этом. Врач положил ногу больного на бревно и сказал рыцарю: «Ударь по его ноге топором и отруби ее одним ударом». Рыцарь нанес удар на моих глазах, но не отрубил ноги; тогда ударил ее второй раз, мозг из костей ноги вытек, и больной тотчас же умер. Тогда врач взглянул на женщину и сказал: «В голове этой женщины дьявол, который влюбился в нее. Обрейте ей голову». Женщину обрили, и она снова стала есть обычную пищу франков — чеснок и горчицу. Ее сухотка усилилась, и врач говорил: «Дьявол вошел ей в голову». Он схватил бритву, надрезал ей кожу на голове крестом и сорвал ее с середины головы настолько, что стали видны черепные кости. Затем он натер ей голову солью, и она тут же умерла. Я спросил их: «Нужен ли я вам еще?» И они сказали: «Нет», и тогда я ушел, узнав об их врачевании кое-что такое, чего не знал раньше»…»

Можно ли доверять такому описанию Усаму ибн Мункыза? Ведь он участник войн с крестоносцами, и франков, понятное дело, терпеть не мог — видел в них «только животных, обладающих достоинством доблести в сражениях и ничем больше, так же как и животные обладают доблестью и храбростью при нападении….». Но судя по тому, что мы знаем о средневековых хирургах, описание Мункыза вполне адекватно. Стоит вспомнить, что вскрытия были запрещены вплоть до XVI века. Анатомия рассматривалась только через призму религии — например, Адриан Спигелий (1578-1625) утверждал, что задница нужна человеку исключительно потому, что является природной подушкой, «сияя на которой, человек может праведно и усердно предаваться размышлениям о божественном».

Даже если хирург научился резать быстро — а к этому они и стремились, памятуя Гиппократа: «Причиняющее боль должно быть в них наиболее короткое время, а это будет, когда сечение выполняется скоро» — то из-за отсутствия обезболивания даже виртуозная техника хирурга выручала лишь в редких случаях. В Древнем Египте попытки обезболивания делались уже в V-III тысячелетиях до н.э. Анестезия в Древней Греции и Риме, в Древнем Китае и Индии осуществлялась с использованием настоек мандрагоры, белладонны, опия и т.п., в XV-XIII веках до н.э. дня этой цели был впервые применен алкоголь. Но в Европе обо всем этом позабыли (несмотря на то, что та же мандрагора, например, упоминалась в Библии). В средние века существовали только такие курьезные методы обезболивания, как «метод общего обезболивания путем удара тяжелым предметом по голове», когда в результате сотрясения мозга больной впадал в бессознательное состояние, оставаясь безучастным к манипуляциям хирурга, кровопускание, пережим сонной артерии и охлаждение (до сих пор существует термин «заморозка», хотя сейчас под этим отнюдь не имеется в виду охлаждение тканей как таковое). Позже возникла не менее затейливая идея ректального наркоза — табачные клизмы.

Обезболивающий эффект подобных средств был ничтожным, и больным оставалось лишь уповать на мастерство хирургов, старавшихся выполнять сложные операции с очень большой скоростью. Обычно не помогало — пациенты умирали от болевого шока (остальные — чуть позже от сепсиса). Схема заболел-умер в те годы была скорее нормой, чем исключением.

«Нож хирурга и боль неотделимы друг от друга! Сделать операции безболезненными — это мечта, которая не осуществится никогда!» — утверждал в конце XVII (!) века известный французский хирург А. Вельно. Только в середине XIX века впервые был применен эфир; 16 октября 1846 года — дата начала современной анестезиологии. Тем не менее суеверные в средние века люди толпами валили к хирургам, чтобы, например, вырезать без всякого наркоза «шишки глупости». Это жировики на голове. Считалось: вырежут — поумнеешь. Иероним Босх запечатлел это действо на картине «Удаление камня глупости».

«Медицинские методы оказания помощи в то время были примитивными и, нередко, жестокими. Особенно в хирургии. Например, для того чтобы ампутировать конечность, в качестве «обезболивающего средства» использовался тяжелый деревянный молоток, «киянка», удар которого по голове приводил к потере сознания больного, с другими непредсказуемыми последствиями. Раны прижигали каленым железом, или поливали крутым кипятком или кипящей смолой».

Европейское население на протяжении второго тысячелетия косили эпидемии эрготизма, оспы, чумы, туберкулеза, тифа, сифилиса и проказы. Знаменитый Нострадамус успешно боролся с чумой элементарным соблюдением правил гигиены — купался каждый день. Но сильно верующий христианин не мог себе такого позволить, ибо мыться — грех. Еще в XI веке папа Климент III издал указ, в силу которого было запрещено по воскресеньям купаться и даже мыть лицо. Но de facto к XI веку в христианской Европе и так уже мало кто мылся. Позже, кроме религиозных причин, возникнут и вполне объективные — в Западной Европе кончатся леса (на приготовление пищи дров уже не хватало — только на костры Святой инквизиции), наступит похолодание (так называемый малый ледниковый период, в Париже даже колокола от холода трескались) и мыться в холодной воде станет практически невозможно: ведь далеко не все — «моржи». Люди настолько отвыкли от водных процедур, что доктору Ф.Е. Бильцу в популярном учебнике медицины конца ХIХ (!) века приходилось уговаривать народ мыться.

«Есть люди, которые, по правде говоря, не отваживаются купаться в реке или в ванне, ибо с самого детства никогда не входили в воду. Боязнь эта безосновательна, — писал Бильц в книге «Новое природное лечение», — после пятой или шестой ванны к этому можно привыкнуть…». Доктору мало кто верил…

С эпидемиями в средневековье боролись по разному. Прокаженных, например, множество которых появилось в Европе уже после первого крестового похода, в города просто не пускали, ибо самого прокаженного считали проклятым. У городских ворот были поставлены специальные привратники для задержания больных проказой. В сельских же местностях прокаженных обязывали предупреждать о своем появлении звуками трещотки, рога или колокольчика. Всех, кто казался соседям «нечистым», просто изгоняли из города. Заболевший считался обреченным. При появлении первых признаков проказы человека отпевали в церкви, как если бы он был уже мертв, после чего ему давали особую одежду и уже упомянутые трещотку или колокольчик, дабы предупреждал здоровых людей о своем приближении. Те, кому «повезло», попадали под присмотр очередного христианского ордена им. св. Лазаря, давшего имя лазаретам. Орден организовывал лепрозории для больных проказой, откуда те «не могли выходить под угрозой смертной казни. Только в Центральной Европе к 1250 г. этих лепрозориев насчитывалось уже 19000. Все ужасно боялись людей, «гниющих заживо».

Во Франции прокаженных обязали жить в специальных домах -лепрозориях. На протяжении всего периода средневековья составлялись «правила» поведения прокаженного и его родственников. Вот одно их них. «Как только болезнь обнаруживалась, человека отводили в религиозный трибунал, который… осуждал его на смерть». Что это означало? Несчастного отводили в церковь, где все было приготовлено для похорон. Больного клали в гроб, служили заупокойную службу, относили на кладбище, опускали в могилу и сбрасывали на него несколько лопат земли со словами: «Ты не живой, ты мертвый для всех нас». После этого больного вытаскивали из могилы и отвозили в лепрозорий. Навсегда. Больше он никогда не возвращался домой, в семью. Для всех он был мертв.

Здесь в самый раз задаться вопросом: насколько верной была диагностика заболеваний? Как безграмотные монахи и врачи могли поставить диагноз верно? Обычно диагностика сводилась к чему-то вроде поисков «проказы на одежде и на бороде» — точно как объяснено в Библии. Поэтому, если хронисты пишут об эпидемии чумы, надо еще выяснять, какая именно болезнь имеется в виду — «огненная чума» (отравление спорыньей) или чума непосредственно. Симптомы слишком похожи.

Церковь и население лучше врачей «понимало» причины эпидемий. Если эпидемия — то значит за грехи. В дальнейшую диагностику церковники не углублялись, и боролись с «происками дьявола» единственным логичным для них способом — в средневековой Европе во время эпидемий постоянно звонили колокола, помогая людям справиться с болезнью. Иногда, кроме «деяний дьявола», находили и менее метафизические объяснения. Так эпидемия «черной смерти» — чумы — произошла, как считалось, от того, что евреи отравили колодцы. Богомерзких жидов пожгли, конечно, но на распространении болезни это никак не сказалось — видимо, в деле отравления христиан им помогал сам Дьявол. О существовании смертоносных бацилл (возбудитель чумы, например, был открыт только в самом конце XIX века французским врачом Александром Йерсеном в Гонконге) и о необходимости гигиены никто еще не подозревал. «Зачем ученики Твои преступают предание старцев? Ибо не умывают рук своих» — спросили как-то фарисеи Христа. «Есть неумытыми руками — не оскверняет человека». — ответствовал Спаситель.

Послушные христиане руки мыть перестали. И не только перед едой.

А вот еще один «забавный» и, согласитесь, позорный эпизод из недавней истории медицинского «искусства»: Игнате Семмельвейс, венгерский гинеколог, в 1848 году был лишен права практиковать за то, что он начал публично настаивать на мытье рук во время принятия родов. Высмеянный коллегами-докторами, осужденный и лишенный лицензии, Семмельвейс сошел с ума и умер относительно молодым, в то время как десятки тысяч рожениц и новорожденных продолжали умирать от инфекций, внесенных врачами и повитухами, В основании средневековой медицины лежали четыре типа человеческой природы: черная желчь, желтая желчь, флегма и кровь. Их «баланс» означал хорошее здоровье пациента. А достигался этот «баланс типов человеческой природы» диетами, клизмами и кровопусканием. Врачи, даже куда в более позднее время, стремясь объяснить причины болезней из какого-либо принципа, оказывались в плену еще более фантастических представлений.

Ты боишься ходить на приемы к врачам, осмотры и процедуры? Полагаешь, врачи делают больно? Когда-то доктора-умельцы лечили с помощью раскаленного железа и грязных ножей. А сегодня можешь расслабиться: современная медицина гораздо безопаснее средневековой.

Клизма

Современные клизмы существенно отличаются от средневековых. Их ставили с помощью огромных металлических приборов, а применяемая жидкость представляла собой смесь из желчи кабана. На такое геройство мог согласиться только самый смелый парень.

Один из смельчаков - король Франции Луи XIV. За свою жизнь он пережил свыше двух тысяч невероятных клизм. Некоторые из них парню ставили в то время, когда король сидел на своем троне.

Источник: triggerpit.com

Антисептик

У одного из врачей короля Англии Генриха VIII было отличное чувство юмора. Доктор рекомендовал использовать человеческую мочу в качестве антисептика. Благодаря этой инициативе воины часто промывали раны после боя чудо-жидкостью.

В 1666 во время вспышки чумы в Англии врач-эпидемиолог Джордж Томсон советовал использовать мочу в борьбе с чумой. Существовал целый медицинский препарат, изготавливаемый на этой жидкости. Он продавался за деньги, а назывался Эссенция мочи.

Источник: mport.bigmir.net

Лечение катаракты

Лечение катаракты в Средневековье - одно из самых изощренных занятий. Умельцы вдавливали хрусталик в сам глаз и прокалывали склеру толстой железной иглой с отверстием внутри. Склера - это белая слизистая глазного яблока, которая часто покрывается красными сосудами, если ты мало спишь и много пьешь. С помощью иглы высасывали хрусталик наружу. Смелое решение смелых парней - вылечить катаракту полной слепотой.

Источник: archive.feedblitz.com

Геморрой

Средневековый человек верил: если не будешь молиться одному из богов, то заболеешь геморроем. А лечили такою болезнь более, чем суровым способом: вставляли в задний проход арматуру из раскаленного железа. Поэтому парни средневековья больше, чем просто боялись и преклонялись перед геморроидальным божеством.

Источник: newsdesk.si.edu

Хирургия

На операционный стол к средневековому хирургу лучше не ложиться. В противном случае он разрежет тебя нестерильными ножами. И не мечтай об анестезии. Пациенты если и выживали после таких кровавых событий, то ненадолго: медицинские пытки заражали человеческий организм смертельными инфекциями.

Источник: triggerpit.com

Анестезия

Средневековые анестезиологи не особо отличались от их собратьев хирургов. Пока одни резали бедных больных нестерильными ножами, другие в качестве анестезии использовали настойки травы и вина. Одно из самых популярных растений-анестетиков - белладонна. Атропин, входящий в состав травы, способен вызывать возбуждение, доходящее до бешенства. Но чтобы пациенты не вели себя слишком бурно, средневековые анестезиологи подмешивали в зелье опиум.

Источник: commons.wikimedia.org

Трепанация черепа

Средневековые врачи считали, что трепанация черепа поможет вылечить эпилепсию, мигрень, психические расстройства, стабилизировать давление. Поэтому парни проламывали головы беднягам-пациентам. Излишне упоминать о том, что такая операция - сложная и опасная процедура, стерильности которой угрожают даже бактерии, летающие в воздухе. О частых исходах лечения ты и сам уже догадался.

Медицина эпохи Средневековья

Период Возрождения, начавшийся в 14 в. и продолжавшийся почти 200 лет, был одним из самых революционных и плодотворных в истории человечества. Изобретение книгопечатания и пороха, открытие Америки, новая космология Коперника, Реформация, великие географические открытия – все эти новые влияния способствовали освобождению науки и медицины от догматических оков средневековой схоластики. Падение Константинополя в 1453 разбросало греческих ученых с их бесценными манускриптами по всей Европе. Теперь Аристотеля и Гиппократа можно было изучать в оригинале, а не в переводах на латынь с еврейских переводов арабских переводов сирийских переводов с греческого.

Медицину позднего средневековья называют «схоластической», имея в виду ее отрешенность от реальной жизни. Решающим для развития медицины было то обстоятельство, что в университетах основой преподавания служила лекция.

Медики-схоласты занимались изучением и толкованием текстов античных и некоторых арабских авторов, главным образом, Гиппократа, Галена и Авиценны. Их произведения заучивались наизусть. Практических занятий, как правило, не было: религия запрещала «пролитие крови» и вскрытие человеческих трупов. Врачи на консилиумах часто спорили по поводу цитат вместо того, чтобы принести практическую пользу больному. Схоластический характер медицины позднего средневековья особенно ярко проявился в отношении университетских врачей к хирургам: в подавляющем большинстве средневековых университетов хирургия не преподавалась. В эпоху позднего средневековья и возрождения хирурги считались ремесленниками и объединялись в свои профессиональные корпорации. В банях практиковали банщики и цирюльники, которые занимались хирургией, лечением ран и ушибов, вправлением суставов и кровопусканием. Их деятельность способствовала дурной репутации бань и сближала профессию хирурга с другими «нечистыми» профессиями (палачи и могильщики), связанными с кровью и трупами. Парижский медицинский факультет около 1300 г. прямо выразил свое отрицательное отношение к хирургии.

Анатомию преподавали вместе с физиологией и практической медициной. Если лектор не имел возможности иллюстрировать на опыте свои лекции по анатомии и хирургии, он дополнял их анатомическими рисунками собственного изготовления, которые иногда представляли собой изящные миниатюры.

Только в XIII в. общую медицину начинают преподавать в университетах в тесной связи с хирургией. Этому способствовали старания великих врачей, бывших одновременно и талантливыми хирургами. Медицинские руководства XIII и XIV вв. содержат изображения костей скелета и анатомические рисунки. Первый в Европе учебник анатомии был составлен в 1316 г. магистром Болоиского университета Мондино де Луцци (1275-1326 гг.). Его сочинения пользовались успехом и в эпоху Возрождения, великий Леонардо полемизировал с ним в области анатомии. Многое в сочинении де Луцци заимствовано из труда Галена «О назначении частей человеческого тела» ввиду того, что анатомирование производилось крайне редко.

Исторические параллели: Первые публичные рассечения трупов, производимые в конце эпохи средневековья, были настолько редки и необычны, что часто становились сенсацией. Именно в те времена возникла традиция устройства «анатомических театров». Император Фридрих II(1194-1250) интересовался медициной и во многом способствовал процветанию школы в Салерно, он основал Неаполитанский университет и открыл в нем кафедру анатомии - одну из первых в Европе. В 1225 г. он предложил врачам Салерно заниматься анатомией, а в 1238 г. издал указ о публичном вскрытии тел казненных преступников в Салерно раз в пять лет.

В Болонье преподавать анатомию с использованием вскрытия трупов начали в конце XIII в. Мондино де Луцци в начале XIVв. мог вскрывать трупы примерно раз в год. Заметим для сравнения, что медицинский факультет в Монпелье получил разрешение вскрывать трупы казненных лишь в 1376 г. В присутствии 20- 30 зрителей последовательное вскрытие разных частей тела (живот, грудь, голова и конечности) продолжалось соответственно четыре дня. Для этого воздвигались деревянные павильоны - анатомические театры. На представление публику приглашали афиши, иногда открытие этого зрелища сопровождалось звоном колоколов, закрытие - выступлением музыкантов. Приглашались почетные лица города. В XVI- XVII вв. анатомические театры часто превращались в торжественные демонстрации, которые проводились с разрешения властей в присутствии коллег и учеников. В России учреждение анатомических театров связано с именем Петра I, по указу которого в 1699 г. в Москве началось преподавание анатомии для бояр с демонстрациями на трупах.

Хирургической энциклопедией позднего средневековья и наиболее распространенным учебником хирургии до XVII в. было «Обозрение хирургического искусства медицины» Ги де Шолиака (1300-1368 гг.). Он учился в Монпелье и Болонье; большую часть жизни провел в Авиньоне, где был врачом папы Климента VI. В числе своих учителей он называет Гиппократа, Галена, Павла Эгинского, Разеса, Альбу-касиса, Роджера Фругарди и других врачей Салернской школы.

Ги де Шолиак был прекрасно образованным человеком и талантливым писателем. Его увлекательные и живые сочинения способствовали тому, что в хирургической практике были восстановлены давно забытые приемы, в частности, наркотические вдыхания при производстве операций.

Не следует, однако, думать, что старые медицинские теории и методы лечения сразу уступили место научной медицине. Догматические подходы были слишком глубоко укоренены; в медицине эпохи Возрождения оригинальные греческие тексты просто заменили неточные и искаженные переводы. Но в родственных дисциплинах, физиологии и анатомии, составляющих основу научной медицины, произошли поистине грандиозные изменения.

Анатомия не отставала от физиологии. Почти половина анатомических названий связана с именами исследователей 17 в., таких как Бартолин, Стено, Де Грааф, Бруннер, Вирзунг, Уортон, Пахиони. Мощный импульс развитию микроскопии и анатомии был дан великой медицинской школой Лейдена, которая стала в 17 в. центром медицинской науки. Школа была открыта для людей всех национальностей и вероисповеданий, в то время как в Италии папский эдикт не допускал некатоликов в университеты; как это всегда бывало в науке и медицине, нетерпимость привела к упадку.

В Лейдене работали крупнейшие медицинские светила того времени. Среди них был Франциск Сильвий (1614–1672), открывший сильвиеву борозду головного мозга, – подлинный основатель биохимической физиологии и замечательный клиницист; считается, что именно он ввел в лейденское обучение клиническую практику. Знаменитый Герман Бургаве (1668–1738) также работал на медицинском факультете в Лейдене, но его научная биография принадлежит уже 18 в.

Клиническая медицина тоже достигла в 17 в. больших успехов. Но еще царили суеверия, сотнями сжигали ведьм и колдунов; процветала инквизиция , и Галилей был вынужден отречься от своего учения о движении Земли. Прикосновение короля все еще считалось верным средством от золотухи, которую именовали «королевской болезнью». Хирургия по-прежнему оставалась ниже достоинства врача, но распознавание болезней значительно продвинулось. Т.Виллизий дифференцировал сахарный и несахарный диабет. Были описаны рахит и бери-бери, доказана возможность заражения сифилисом неполовым путем. Дж.Флойер стал отсчитывать пульс, используя часы. Т.Сиденхем (1624–1689) описал истерию и хорею, а также отличия острого ревматизма от подагры и скарлатины от кори .

Сиденхем вообще признается самым выдающимся клиницистом 17 в., его называют «английским Гиппократом». Действительно, его подход к медицине был истинно гиппократовым: Сиденхем не доверял чисто теоретическому знанию и настаивал на непосредственных клинических наблюдениях. Его методы лечения еще характеризовались – как дань времени – избыточным назначением клизм, слабительных, кровопусканий, но подход в целом был рационален, а лекарства просты. Сиденхем рекомендовал применение хины при малярии, железа при анемии, ртути при сифилисе и прописывал большие дозы опия. Его настойчивое обращение к клиническому опыту было чрезвычайно важно в эпоху, когда еще слишком много внимания в медицине уделялось чистому теоретизированию.

Возникновение госпиталей и их постоянный рост, подготовка дипломированных врачей, число которых тоже непрестанно росло, способствовало решению проблем общественного здоровья. Возникают начала медико-санитарного законодательства. Так, в 1140 г. король Сицилии Рожер выдал закон, согласно которого позволялось практиковать врачам, которые выдержали государственный экзамен. Позже появляется распоряжение относительно обеспечения городов пищевыми продуктами и их защиты от фальсификации. Из давних времен переходят такие гигиенические заведения, как общественные бани.

В городах, которые отмечались плотной застройкой, узкими улицами и внешними стенами (потому что феодалам нужно было платить за землю), распространялись эпидемии. Кроме чумы, огромной проблемой была проказа. Города внедряют должности городских врачей, основным заданием которых была борьба с заносом инфекций. В портовых городах вводится карантин (40 дней), во время которого корабль стоит на рейде, а его экипаж в город не допускается.

Эпидемия чумы в средневековом городе.

Костюм средневекового врача во время эпидемии чумы.

Появляются первые попытки создать идеальные системы человеческих сообществ, в которых предусматривается и ряд общественных медицинских мероприятий. Томас Мор написал произведение под названием «Утопия», в котором обосновывает уклад государства на все времена. Он рекомендует государству постоянно иметь запасы хлеба на два года, чтобы предупредить возникновение голода. Описывает, каким образом следует лечить больных, но больше всего внимания уделяет канонам семейной морали, в частности, видит большой вред в добрачных половых отношениях, обосновывает необходимость запрещения разводов и необходимость сурового наказания, вплоть до смертного наказания, супружеской неверности. Томазо Кампанелла в своем произведении «Государство солнца» особенное внимание также уделяет воссозданию потомства; из его позиций, все, что касается интересов потомства, должно быть на первоочередном государственном попечении.

Следует вспомнить Б. Рамаццини. В 1696 г. он подитожил свои наблюдения за трудом людей разных профессий в книге под названием «Рассуждения о болезнях от занятий». В этой работе он детально описывает разные заболевания, которые связаны с разного рода занятиями. Б. Рамаццини называют отцом профессиональной гигиены.

В XVII в. возник статистический подход к анализу общественных явлений, что имело большое значение для развития общественной медицины. В 1662 г. Д. Граунт передал Королевскому научному обществу труд, в котором изложил свои наблюдения над смертностью и рождаемостью в Лондоне (из 1603 г.). Он впервые составил таблицы смертности и высчитал среднюю продолжительность вероятной жизни каждого поколения. Эту работу продлил его товарищ и врач В. Пэтти, который свои наблюдения над естественным движением населения назвал «политической арифметикой», которая лучше отображает влияние на эти процессы общественных явлений, чем даже теперешнее название - демографическая статистика. Вскоре таблицы смертности начали использоваться в качестве основаниядля страхования жизни.

Аптеки работали как химические лаборатории. В этих лабораториях получила свое начало методика химического анализа неорганических веществ. Полученные результаты использовались как для поиска лекарств, так и непосредственно для химической науки. Аптеки становились центрами науки, а фармацевты занимали главное место среди ученых средневековья.

Появляются новые лекарства. В 1640 г. в Испанию из Южной Америки была завезена кора хинного дерева, которая оказалась эффективной при лечении малярии. Ее действие ятрохимики объясняли свойством прекращать брожение лихорадящих веществ, ятрофизики - физическим улучшением густой или очень жидкой крови. Эффект использования хинной коры сравнивали с последствиями внедрения пороха по военному делу. Лечебный арсенал пополнил корень ипекакуаны как блевотное и отхаркивающее средство, завезенное в 1672 г. из Бразилии. Используют арсен для прижигания, а также внутреннего приема в малых дозах. Были открыты вератрин, стрихнин, кофеин, этиловый эфир, сульфат магнезии.

Совершенствуется процесс приготовления лекарств. Во времена средневековья сложные прописи лекарств достигают своего апогея, число составных частей в одном рецепте растет до нескольких десятков. Особенное место занимали противоядия. Так, книжка Салернской школы носила название «Антидотарий» и вмещала много новых рецептов лекарств. Однако панацеей от всех болезней оставался терияк (медовая каша из 57 ингредиентов, в состав которой обязательно входили змеиное мясо, опий и тому подобное). Эти лекарства готовились публично, торжественно, в присутствии представителей власти и приглашенных лиц.

Алхимик в лаборатории

В Флоренции в 1498 г. выдан первый городской «реестр лекарств» (фармакопею), который содержал описание лекарств и правила их изготовления, и стал образцом для принятия в других городах и странах собственных реестров. Назову «Pharmacopoea» впервые написал на титуле своей книжки французский врач Жак Дюбуа (1548). В 1560 г. появилось первое издание Аугсбургской фармакопеи, которая больше всего ценилась в Европе. Первое издание Лондонской фармакопеи датировано в 1618 г. Первая в Польши фармакопея появилась в Гданске в 1665 г. Из фармацевтических трудов наибольшего распространения в конце XVI и в начале XVII в. приобрела книга М. Хараса «Pharmacopoea Royale et Gаlenique». В 1671 г. Даниель Людвиґ обобщает имеющиеся средства лечения и выдает свою фармакопею.

Огромный интерес представляет развитие медицины в Украине во времена эпохи Возрождения.

В 1578 г. князь Константин Острожский, украинский магнат и меценат, учредил на Волыни Острожскую академию - греко-словяно-латинский коллегиум - первую школу высшего типа в Украине, которую называли «Острожские Афины». Первым ректором был Герасим Смотрицкий. При академии был открыт госпиталь с медицинским классом (прообраз факультета), где изучали медицину. Острог стал культурной ячейкой, в нем была типография, в которой впервые на территории Украины отпечатана Библия. В академии впервые возникла стихотворная литература. Отсюда вышли достаточно много образованных людей Украины, в частности медиков. Существовала до 1624 г.

С XV в. началась подготовка ученых врачей в Польше, в Ягеллонском (Краковском) университете. Позже врачей готовили в Замойской академии в г. Замостя (близ Львова).

Академия в Замости была основана по инициативе графа Яна Замойского в 1593 г. Ян Замойский, который сам получил образование в Падуанском университете, решил открыть по образцу этого университета школу у себя на родине. Папа римский Климент VIII утвердил устав академии, предоставив ей право присуждать дипломы доктора философии, права и медицины. Однако король Стефан Баторий, чтобы не создать конкурента для Краковского университета, отказался подтвердить эту папскую привилегию. Лишь в 1669 г. король Михаил Корибут дал Замойской академии все привилегии университетов и предоставил профессорам академии благородные права. Отдельный медицинский класс (факультет) в начале XVII в. организовал уроженец Львова доктор медицины Ян Урсин. Медицинский факультет академии был слабее от краковского. Выкладывали в нем всю медицину один-два профессора. Из 17 профессоров медицины Замойской академии 12 получили докторские дипломы в Падуи, 2 - в Риме и только три не были учениками итальянских университетов.

Связь Замойской академии из Падуанским университетом была настолько тесной, что ее можно было считать наследницей этого университета. Стоит вспомнить факт обращения ректора Замойской академии от имени медицинского факультета к медицинскому факультету в Падуи с просьбой выразить свое мнение о причинах возникновения и лечения колтуна - заболевания, распространенного в те времена в Польше и Галичине, особенно среди жителей горных районов Карпат. Вопрос обдумывался на специальной конференции профессоров медицинского факультета. Основной причиной был назван неудовлетворительный санитарный уровень, неблагоприятные жилищно-бытовые условия и низкая культура людности.

Студенты Замойской академии объединялись в землячество: польское, литовское, руське и др. Руську (украинскую) группу составляли выпускники братских школ Львова, Киева, Луцка. На медицинском факультете количество студентов не превышали 45. При академии был госпиталь на 40 кроватей. Замойская академия просуществовала 190 лет. Невзирая на скромные возможности медицинских факультетов Кракова и Замостя, они сыграли значительную позитивную роль в распространении научных медицинских знаний в тогдашней Украине.

Отдельные выпускники, получив звание лиценциатов медицины в Кракове или Замости, продолжали свою учебу в университетах Италии, где добывали ученую степень доктора медицины. Из таких докторов медицины известны Георгий Дрогобич и Филипп Ляшковский.

Георгий Дрогобич-Котермак (1450–1494) под именем Георгия-Михаила, сына Доната из Дрогобыча был записан в 1468 г. студентом Краковского университета; получил степень бакалавра в 1470, магистра - в 1473 г. Не удовлетворившись этим образованием, отправился в далекую Италию и вступил к Болонского университета. В 1478 г. Г. Дрогобич получает звание доктора философии, а в 1482 - доктора медицины. Уже в эти годы он выкладывает астрономию, а на 1480–1482 гг. избирается одним из ректоров университета по факультетам медицины и свободных институций. В праздничные дни он читает почетные лекции по медицине. До наших времен сохранилась (по одному экземпляру в Краковской библиотеке и в библиотеке Тюбингена) напечатанная в Риме Котермаком книжка под заглавием: «Прогностическая оценка в текущем 1483 г. магистра Георгия Дрогобича из Руси, доктора искусств и медицины Болонского университета счастливо выполненная». Это первая в истории печатная книжка нашего соотечественника; вышла она в мир 7 февраля в 1483 г. Г. Дрогобич верил в могущество человеческого ума: «Хоть и вдалеке от глаз пространства неба, и не такие удалены от ума человеческого».

Из 1488 г. Котермак выкладывает медицину в Краковском университете. Учил Миколая Коперника. Несколько раз наведывался домой, бывал во Львове.

Георгий Дрогобич-котермак (1450–1494).

В 1586 г. во Львове основана первая братская школа. Братства - организации православного мещанства, которые существовали на протяжении ХV–ХVII в. и сыграли большую роль в жизни украинского народа, в его борьбе против национального и религиозного притеснения. Братства занимались разнообразной работой: благодетельством и образовательной деятельностью, помогали обеднелым членам своей парафии и тому подобное. Позже такие школы были созданы в Луцке, Бересте, Перемишли, Кам’янци-подильскому.

15 октября в 1615 г. средством Гальшки Гулевичивни (Елизаветы Гулевич) было открыто Киевское братство, а при нем школу. в 1632 г. архимандрит Петр Могила, избранный в этом году митрополитом Киевским и Галицким, объединил Киевскую братскую школу с основанной им Лаврской школой при Киево-Печерской лавре и учредил Киевский братский коллегиум. Из 1633 г. он получил название Киево-Могилянского. В 1701 г. усилиями гетмана Украины Ивана Мазепы коллегиуму предоставлено царским указом официального титула и права Академии.

Киево-Могилянская академия - первая в Украине высшая школа, одна из самых старых в Европе, основной культурно-образовательный центр всей Восточной Европы XVII–XVIII в. Стояла на уровне передовых университетов того времени, играла чрезвычайно большую роль в распространении культуры как в Украине, так и на восточных европейских пространствах. Киевская академия имела большое книгохранилище, где сохранялись рукописи из разных отраслей знаний, в том числе из медицины.

Киевские профессора создали в Москве в 1687 г. Славяно-греко-латинскую академию. Большую подготовительную работу для этого выполнили, в частности, Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский. Закончив Киевскую братскую школу, они учились за рубежом, дальше работали преподавателями в Киево-Могилянском коллегиуме. По требованию царя Алексея Михайловича переехали в Москву для исправления за первоисточниками религиозных книг. Е. Славинецкому принадлежит перевод (1658) сокращенного учебника анатомии Андреаса Везалия под заглавием: «Врачевска анатомия с латинска, от книги Андреа Вессалия Брукселенска». До наших времен перевод не сохранился. Епифаний Славинецкий вместе с Арсением Сатановским и монахом Исаем перевели также еще космографию, в которой объяснялись системы Птолемея и Коперника. Кроме того, Епифаний Славинецкий занимался преподаванием «вольных наук» в школе при Андреевском монастыре. Умер в Москве в 1675 г.

Первая светская больница открыта в Украине во Львове в XIII в. В городских актах Львова за 1377 г. находим сведения об основании в городе госпиталя для больных и бедных. В налоговом списке города за 1405 г. значится доктор медицины Бенедикт. В 1407 г. в город проведена глиняными трубами вода, канализационные трубы были проведены через 70 лет. Главные улицы города были мощены камнем, по околицам устланные досками. Из 1408 г. в обязанность городского палача входил вывоз из улиц мусора. В 1444 г. основана школа «для науки детей благородных и простых». В 1447 г. в городских актах вспоминается о приглашении для удовлетворения общественных потребностей врача с платой 10 кип (600) денег. Львовское братство устроило в 1522 г. при Онуфриевском монастыре пристанище для бедных и немощных и удерживало его материально. В 1550 г. городским врачом работал доктор медицины из Испании Егрениус с платой 103 злотых на год. В те времена во Львове были три городских госпиталя и двух при монастырях. Была в городе также баня, которую «по обыкновению и правом» было освобождено от всяких налогов. Школьники и учителя имели право раз на две недели пользоваться ею бесплатно.

В средние века основной люд обслуживали не дипломированы врачи, а лечебники-ремесленники, что их у нас называли, как и в европейских странах, цирюльниками. Лечили они, опираясь на вековой опыт народной медицины. В больших городах, выполняя за предписанием докторов медицины разные лечебные рукодельные мероприятия, имея вообще близкие деловые отношения с дипломированными врачами, цирюльники пополняли свои знания. Такое сочетание опыта бытовой медицины с данными науки способствовало в некоторой степени увеличению объема медицинских знаний цирюльников. Отдельные из них достигли большого мастерства в лечении ран, проведении ампутаций, операций высечения камней, вырывание зубов и особенно в очень распространенном средстве лечения - кровопускании.

Ремесленники средневековых городов по экономическим и правовым причинам объединялись в цеха. Документальные сведения о ремесленниках-лечебниках, или цирюльниках, находим в архивах с конца XIV в., когда по городам Украины заведено было самоуправление, известное в истории под названием Магдебургского права. В XV в. Киевскому магистрату были подчинены 16 ремесленных цехов разных специальностей, между ними был и цех цирюльников.

Печать Киевского цеха цирюльников с изображением бритвы, ножниц, гребня с косой, банки с пиявкой и зубных щипцов (Киевский исторический музей).

Образцом для цехов цирюльников в Украине был львовский цех, основанный в 1512 г.

Уставы цехов цирюльников различали таких членов своего объединения: 1) учеников, которых в Украине называли «ребятами»; 2) подмастеров - они назывались «юнцами», «челядниками»; 3) мастеров. Учеников принимали возрастом 12 лет, грамотность для них была не обязательной. Каждый ученик перед вступлением вносил в цеховую шкатулку определенный взнос (от 6 грошей до 6 злотых). Учеба ученика длилась три года. Учеников у одного мастера не должно было быть больше 3–4-х. Их учили ставить банки, сухие и с насечками (кровавые), разрезать гнойные раны, вырывать зубы, перевязывать раны, налагать тиски при переломах, вправлять вывихи, изготовлять разные пластыре для лечения ран. Ученики изучали признаки определенных болезней и обязательно парикмахерское дело.

Хирургические инструменты цирюльников (ХVІ – ХVІІІ в.).

Члены цеха конкурировали между собой. Кроме цеховых цирюльников, в больших городах медицинской практикой занимались многие цирюльники, которые в цеха по той или другой причине не были вписаны. Назывались они «партачами» (частниками). Между обеими группами шла ожесточенная борьба. Владельцы имений имели своих цирюльников из крепостных, которых отдавали в науку к врачам или к городским цирюльникам.

Самым распространенным методом лечения, которым пользовались цирюльники, было кровопускание. Его широко практиковали в мастерских, банях и по домам. Перед началом весенних полевых работ делали массовые кровопускания, чтобы освободить людей от зимней «сработанной» крови. Считали, что кровопускание усиливает прочность и работоспособность.

Большие ремесленные цеха имели свои госпиталя. Меньшие цеха объединялись и имели один госпиталь. В некоторых городах госпиталя содержались на деньги, что их получали за пользование городскими весами, за переезд через мосты, переправу паромом. Кроме госпиталей, которые содержались на общественные средства, были в Украине госпиталя, существование которых обеспечивалось завещаниями зажиточных лиц, которые отписывали для этого села, мельницы, шинки и тому подобное.

Основной вред общественному здоровью несли пошестные, или моровые болезни. Самыми сокрушительными были эпидемии чумы, оспы, тифов. Особенное место в истории медицины заняла пандемия чумы - «черная смерть» - в середине XIV в., когда она обошла все известны в те времена страны, уничтожив четверть человечества.

Большие эпидемии возникали и в следующие годы. Да, эпидемия чумы в 1623 г. забрала во Львове 20 тыс. людей, улицы города были завалены трупами. Борьбу против чумы возглавлял вийт - доктор Мартин Кампиан, который один из власти остался в городе; портрет этого мужественного человека сохраняется в историческом музее Львова.

Исключительно тяжелую бедность переживала Украина во время Освободительной войны. Поля были опустошены. На Подолье в 1650 г. народ употреблял в еду листья деревьев и корня. По показаниям современников, толпы голодных, опухлых людей двинулись на Заднипровья, ища там спасения. Одновременно с полдня через Молдавию распространилась на Украину чума, от которой «люди падали и лежали по дорогам, как дрова». в 1652 г. войско Богдана Хмельницкого после победы на Батозькому поле начало осаду Каменец-Подольского, но через «моровой воздух» вынуждено было ее снять. В будущем году «большой мор был по всей Украине, весьма много умерло людей», как читаем в Черниговской летописи.

Чума прошла Украиной на протяжении 1661–1664 гг., потом - в 1673 г. В этом году особенно потерпела людность Львова и Запорожья. Казацкий совет постановил отделить зараженные курени, однако эпидемия распространялась и оставляла по себе много жертв.

На протяжении веков в Украине существовал обычай при возникновении нашествия строить церковь всем обществом за одни сутки.

Доктор медицины Слежковский в своей книжке «О предотвращении морового воздуха и лечении его» (1623) с целью предотвращения чумы рекомендовал натирать тело соком руты, камфорой и принимать три дня утром смесь из терияка Митридата, спирту, моче мальчика в ровном количестве. При бубонной чуме он советовал прикладывать к опухолям теплую грудь только что убитого пса или распластанные живьем голубя или лягушку.

Интересным было медицинское обеспечение на Запорожской Сече. Жизнь запорожских казаков по большей части проходила в походах и боевых столкновениях. Помощь при разных повреждениях и заболеваниях они оказывали по правилам и средствам народной медицины. Казаки умели пускать кровь, вырывать зубы, изготовлять пластыри для лечения ран, налагать тиски при переломах. Отправляясь в поход, они вместе с запасами оружия и пищей брали и лекарства.

Фрагмент диорамы Медицинская помощь в войске Богдана Хмельницкого

(худ. Г. Хмелько, Центральный музей медицины Украины).

Более-менее подробные сведения о лечебных обычаях запорожских казаков находим в рукописях французского инженера Боплана, который прожил на Украине 17 лет и свои наблюдения изложил в отдельной книге, напечатанной в 1650 г. Он пишет: «Я видел казаков, которые, чтобы лишиться лихорадки, разбавляли в рюмке водки ползаряда пороха, выпивали эту смесь, ложились спать и на утро просыпались в добром состоянии. Часто видел я, как казаки, раненые стрелами, когда не было цирюльников, сами засыпали свои раны небольшим количеством земли, которую перед этим растирали на ладони слюной. Казаки болезней почти не знают. Большая часть из них умирает в столкновениях с врагом или от старости... От природы наделены они силой и ростом высоким...». Боплан отмечает также, что во время зимних походов среди казаков больших потерь от холода не было, поскольку они трижды на день ели горячую уху из пива, которую заправляли маслом и перцем.

Конечно, сведения Боплана не всегда достоверны. Иногда они базируются на легендах и домыслах, не отражая в полной мере действительного состояния врачебной помощи.

Из походов запорожские казаки возвращались с большим количеством раненых, часть которых оставалась навсегда калеками. По этим причинам казаки вынужденные были мать свои госпиталя.

Первый такой госпиталь был основан в Дубовом лесу на острове между реками Старой и Новой Самарой. Там были построены дома и церковь, окруженные защитными рвами.

“ ЗапорожскийСпас” – главный казацкий госпиталь в Межгорье около Киева.

В конце XVI в. главным госпиталем казаков становится госпиталь в Трахтемиривском монастыре на Днепре ниже Канева.

Трахтемировский госпитальный монастырь на Днепре.

В дальнейшем главный казацкий госпиталь размещался в Межигирскому монастыре около Киева. Монастырь имел большое книгохранилище, включая медицинские книжки, с которыми знакомились монахи монастыря. Позже гетман Богдан Хмельницкий подарил Межигирскому монастырю местечко Вышгород с окружающими селами за помощь, которую монастырь предоставлял раненным казакам.

Военные госпиталя были также в Лебединском монастыре возле Чигирина и Левкивском возле Овруча. Монастыри охотно заботились о казаках, имели от этого и материальную прибыль. В казацких госпиталях, в противовес гражданским в городах и селах, находили пристанище не только калеки, здесь также лечили раненых и больных. Это были своеобразные первые военные лечебные заведения в Украине. В самой Запорожской Сечи раненных и больных лечили цирюльники.

В Средневековье даже авитаминоз мог стать смертельной болезнью

Средневековье можно, без преувеличения, назвать эпохой, которая вырастила Европу и дала ей главенствующее положение во всем мире. Но она была крайне нетерпима к обычному человеку. Люди умирали тысячами, миллионами, и не только по своей вине — например, от несоблюдения банальных правил личной гигиены, можно было умирать долгой и страшной смертью.

Были и фундаментальные пробелы в науке, из-за которых все, что могли предложить лекари пациентам, — в лучшем случае плацебо, а в худшем и вовсе средства, которые приводили к скоропостижной смерти.

Сегодня мы расскажем о 5 жутких хворях и болячках, которыми и сейчас лучше не болеть.

1.Цинга

В Средневековье даже авитаминоз мог стать смертельной болезнью. Как известно, цинга — недуг, который вызван острым дефицитом витамина C. Вовремя этой болезни повышается ломкость сосудов, на теле появляется геморрагическая сыпь, повышена кровоточивость десен, выпадают зубы. Этой болезнью чаще страдали моряки.

Цинга была обнаружена во времена крестовых походов в начале XIII века. Со временем ее стали называть «морской скорбут».

Например, в 1495 году корабль Васко да Гамы потерял 100 из 160 членов экспедиции на пути в Индию. По статистике, с 1600-го по 1800-й от цинги умерло около миллиона мореплавателей. Это превышает человеческие потери во время морских баталий.

Лечение от цинги было найдено В 1747 году: главный врач Морского госпиталя Госпорта Джеймс Линд доказал, что зелень и цитрусовые могут предотвратить развитие болезни.

2.Нома

Самые первые упоминания о номе встречаются в трудах древних врачей – Гиппократа и Галена. Позже эта ненасытная хворь стала постепенно захватывать всю Европу. Антисанитария – лучшая среда для размножения бактерии, которая вызывает ному, а насколько известно, в Средневековье особенно не следили за гигиеной. В Европе нома активно распространялась вплоть до XIX века.

Бактерия, попадая в организм, начинает размножаться — и во рту появлялись язвы. На последних стадиях заболевания обнажаются зубы и нижняя челюсть. Впервые подробное описание болезни появилось в работах голландских врачей начала XVII века. Вторая волна номы пришла во время Второй мировой войны – язвы появлялись у заключенных в концлагерях.

В наши дни болезнь распространена, в основном, в бедных районах Азии и Африки, без надлежащего ухода она убивает 90% детей.

3.Бубонная чума

Этой болезни страшился каждый житель Европы. Впервые рассказ о чуме встречается в эпосе о Гильгамеше. Упоминания о вспышках болезни можно найти во многих древних источниках. Стандартная схема распространение чумы — «крыса — блоха — человек». Во время первой эпидемии в 551-580 годах («Юстинианова чума») схема менялась на «человек – блоха – человек». Такая схема называется «чумное побоище» из-за молниеносного распространения вируса. Во время «Юстиниановой чумы» погибли более 10 миллионов человек.

В общей сложности от чумы скончались до 34 миллионов человек в Европе. Самая страшная эпидемия случилась в XIV веке, когда вирус «чёрной смерти» был занесён из Восточного Китая. Бубонная чума не лечилась вплоть до конца XIX века, однако зафиксированы случаи, когда больные выздоравливали сами.

В настоящее время смертность не превышает 5-10%, и процент выздоровлений достаточно высок, конечно, только при условии, если болезнь диагностирована на ранней стадии.

4.Лепра

Лепра, или по-другому проказа, начинает свою историю с древних времен – первые упоминания о болезни содержатся в Библии, в папирусе Эберса и в некоторых трудах врачей Древней Индии. Однако «рассвет» лепры пришёлся на эпоху Средневековья, когда возникли даже лепрозории – места карантина для зараженных.

Когда человек заболевал лепрой его показательно хоронили. Больного осуждали на смерть, клали в гроб, служили по нему службу, затем отправляли на кладбище – там его ждала могила. После погребения его навсегда отправляли в лепрозорий. Для своих близких он считался мертвым.

Лишь в 1873 году в Норвегии был открыт возбудитель лепры. В настоящее время проказу возможно диагностировать на ранних стадиях и полностью вылечить, но при позднем диагнозе больной становится инвалидом с стойкими физическими изменениями.

5.Черная оспа

Вирус оспы – один из самых древних на планете, он появился несколько тысяч лет назад. Однако свое название получил лишь в 570 году, когда епископ Марием из Аванша употребил его под латинским именем “variola”.

Для средневековой Европы оспа была самым страшным словом, за нее жестоко наказывали как зараженных, так и беспомощных врачей. Например, бургундская королева Аустригильда, умирая, попросила своего мужа казнить ее врачей за то, что они не смогли спасти от этого страшного заболевания. Ее просьба была исполнена – врачей зарубили мечами.

У немцев сложилась поговорка: «Немногие избегнут оспы и любви», «Von Pocken und Liebe bleiben nur Wenige frei».

В какой-то момент в Европе вирус распространился настолько широко, что невозможно было встретить человека, не болевшего оспой.

В наши дни последний случай заражения зафиксирован 26 октября 1977 года в сомалийском городе Марка.

Портал «Знай.uа» сообщал, самые распространенные мифы о Средневековье, которые принимают за чистую монету.

To view this video please enable JavaScript, and consider upgrading to a web browser that
supports HTML5 video