В годы Великой Отечественной войны 1941-1945 большая часть территории Карелии была оккупирована финскими и немецко-фашистскими войсками. Свыше 100 тыс. жителей Карелии сражалось в рядах Советской Армии и партизанских отрядах.

Боевые действия в Карелии летом 1941 года начались несколько позже, чем на других фронтах. Президент Финляндии Р. Рюти 26 июня 1941 г. объявил о состоянии войны между Финляндией и СССР.

Действующая армия Финляндии насчитывала около 470 тыс. человек. Непосредственно у советско-финляндской границы размещались 21 пехотная дивизия и 3 бригады немецких и финских войск, превосходившие советские войска в полтора - два раза. Противник намеревался захватить Карелию и Кольский полуостров. Ближайшей его целью был выход на Кировскую железную дорогу и захват Мурманска.

Между Ладожским и Онежским озерами финские войска предполагали соединиться с немецкой группой армий "Север", чтобы окружить и захватить Ленинград. Таким образом, на Севере страны советским войскам пришлось отражать агрессию финских и немецких армий. 29 июня 1941 г. на Кольском полуострове перешла в наступление немецкая армия "Норвегия", части которой пытались овладеть Мурманском. В ночь с 30 июня на 1 июля 1941 г. границу СССР перешли и финские войска.

10 июля 1941 г. главнокомандующий вооруженными силами Финляндии маршал К.Г. Маннергейм отдал приказ, призывавший финских солдат "освободить земли карелов". На всех направлениях фронта развернулись кровопролитные бои. Первыми начали отражать атаки врага советские пограничники, проявившие образцы стойкости и героизма.

В начале сентября Карельская армия финнов прорвала советскую оборону на петрозаводском и олонецком направлениях. 6-й армейский корпус финнов, используя превосходство в силах, 5 сентября захватил Олонец, а два дня спустя вышел к берегу Свири на участке Лодейное Поле-Свирьстрой и перерезал Кировскую железную дорогу.

Финны двинулись на Петрозаводск, который прикрывала Петрозаводская оперативная группа и 71-я стрелковая дивизия.

Красноармейцы и гражданское население стойко обороняли город, но 30 сентября финны прорвали нашу оборону.

В октябре-ноябре упорные бои продолжались на Медвежьегорском направлении. Воины 71-й и 313-й дивизий отбивали по 5-8 атак в день. Город Медвежьегорск переходил из рук в руки. Однако его пришлось оставить и занять оборону на новых позициях в районе Повенца и Беломорско-Балтийского канала.

К середине декабря 1941 г. войска Карельского фронта окончательно остановили продвижение вражеских армий на всех направлениях. Линия фронта стабилизировалась на рубеже: южный участок Беломорско-Балтийского канала - станция Масельгская-Ругозеро-Ухта-Кестеньга-Алакуртти.

Планы противника по овладению Европейским Севером СССР провалились. С декабря 1941 г. по июнь 1944 г. вражеские войска на Карельском фронте не смогли продвинуться ни на шаг.

В течение этого периода воины Карельского фронта неоднократно наносили удары по позициям противника, сковывая здесь его превосходящие силы.

За героизм на фронте и самоотверженный труд в тылу тысячи уроженцев Карелии удостоены правительственных наград, 26 чел. присвоено звание Героя Советского Союза. Война нанесла большой ущерб народному хозяйству и культуре Карелии. Было разрушено около 200 предприятий, школы, клубы.

Единственный фронт, на одном из участков которого (в районе Мурманска)противник не смог нарушить государственную границу СССР. На Параде Победы сводный полк Карельского фронта шёл первым и с тех пор традиционно на парадах 9 мая знамя Карельского фронта несут первым среди знамён фронтов.

Образован директивой Ставки ВГК 23 августа 1941 года из 14-й и 7-й армий Северного фронта. В подчинении фронта находился Северный флот. Фронт создавался с целью обеспечить северный стратегический фланг обороны на Севере страны. К сентябрю 1942 года в составе фронта были сформированы 19-я, 26-я и 32-я армии, а к концу года и 7-я воздушная армия. В феврале 1944 года в состав фронта обратно была введена 7-я армия, выводимая из состава в сентябре 1941 года.

Командующие Карельским фронтом - с сентября 1941 года по февраль 1944 года - генерал-полковник В.А. Фролов

В августе - сентябре 1941 года войска фронта остановили врага, предпринимавшего попытки завладения Заполярьем, и вынудили его перейти к обороне. С сентября 1941 года по июнь 1944 года войска фронта держали оборону по линии: река Западная Лица (60 километров от Мурманска), Ухта, Повенец, Онежское озеро, река Свирь. Периодически проводились частные операции (Медвежьегорская наступательная операция).

Во второй половине 1944 года войска фронта при поддержке Ладожской и Онежской военных флотилий провели Свирско-Петрозаводскую операцию, а при поддержке Северного флота - Петсамо-Киркенесскую операцию.

15 ноября 1944 года, после выхода Финляндии из Второй мировой войны, фронт был расформирован. Основа командующего состава в апреле 1945 года была переправлена на Дальний Восток, где на её базе был проведено формирование 1-го Дальневосточного фронта (изначально Полевое управление Приморской группы войск)

Предпосылки конфликта.

В сентябре 1940 года в Германию был отправлен финский генерал Пааво Талвела, уполномоченный Маннергеймом на проведение переговоров с немецким Генштабом. Как пишет В. Н. Барышников, в ходе переговоров было достигнуто соглашение между германским и финским Генштабами о совместной подготовке нападения на Советский Союз и ведении войны против него, что со стороны Финляндии было прямым нарушением 3-й статьи Московского мирного договора.

12 и 13 ноября 1940 года в Берлине состоялись переговоры председателя Совнаркома СССР В. М. Молотова и Адольфа Гитлера, в ходе которых обе стороны отметили, что транзит немецких войск привел к всплеску прогерманских, реваншистских и антисоветских настроений в Финляндии, и этот «финский вопрос» между двумя странами может потребовать урегулирования. Однако стороны сошлись на том, что военное решение не удовлетворяет интересам обеих стран. Германия была заинтересована в Финляндии как поставщике никеля и леса. Кроме того, военный конфликт, по мнению Гитлера, привел бы к военному вмешательству со стороны Швеции, Великобритании или даже США, что побудило бы и Германию вмешаться. Молотов заявил, что Германии достаточно прекратить транзит своих войск, который способствует антисоветским настроениям, тогда этот вопрос может быть урегулирован в мирном порядке между Финляндией и СССР. Причем по мнению Молотова, новые соглашения с Германией для этого урегулирования не нужны, так как, согласно имеющемуся германо-русскому соглашению, Финляндия входит в сферу интересов СССР. Отвечая на вопрос Гитлера, Молотов заявил, что он представляет себе урегулирование в тех же рамках, что и в Бессарабии, и в соседних странах.

24 июня главком Сухопутных войск Германии направил указание представителю немецкого командования при ставке финской армии, в котором говорилось, что Финляндия должна подготовиться к началу операции восточнее Ладожского озера.

Ранним утром 25 июня силы советской авиации под руководством командующего ВВС Ленинградского военного округа Новикова А. А., нанесли авиаудар по финской территории, в основном по базам Люфтваффе, с использованием около 300 бомбардировщиков. Во время отражения налётов в этот день было сбито 26 советских бомбардировщиков, а с финской стороны «потери в людях, не говоря уже о материальном ущербе, были велики». В мемуарах Новикова указывается, что в первый день операции советской авиацией был уничтожен 41 самолет противника. Операция продолжались шесть суток, во время которых ударам подверглось 39 аэродромов на территории Финляндии. По оценке советского командования, в воздушных боях и на земле было уничтожено 130 самолетов, что заставило оттянуть финскую и немецкую авиацию на дальние тыловые базы и ограничило их маневр. По финским архивным данным, налёт 25-30 июня не нанёс значимого военного урона - различные повреждения получили лишь 12-15 самолётов финских ВВС. При этом, существенные потери и разрушения понесли гражданские объекты - бомбардировке подверглись города Южной и Средней Финляндии, на которые было произведено несколько серий налётов, в том числе Турку (4 волны), Хельсинки, Котка, Рованиеми, Пори. Был серьёзно поврежден один из старейших памятников архитектуры Финляндии Абоский замок. Большая часть бомб была зажигательные термитные. В связи со всем этим финские политики и историки посчитали, что целью советских бомбардировок были города, а не аэродромы. Налёт оказал противоположное влияние на общественное мнение в Финляндии и предопределил дальнейшие действия финского руководства. Западные историки рассматривают этот налёт как неэффективный в военном смысле и грубую политическую ошибку.

Количество объектов бомбёжки 25 июня позволило специалистам ВВС предположить, что настолько массированные налёты требуют многонедельной проработки. Например, в Турку были разведаны в качестве целей электростанция, порт, доки, аэродром.

На 25 июня была назначена сессия финского парламента, на которой, согласно мемуарам Маннергейма, премьер-министр Рангель должен был сделать заявление о нейтралитете Финляндии в советско-германском конфликте, но советские бомбардировки дали повод ему заявить, что Финляндия вновь находится в состоянии оборонительной войны с СССР. Однако войскам было запрещено переходить границу до 24:00 28.07.1941. 25 июня премьер-министр Рангелл в парламенте, а президент Рюти на следующий день в радиообращении констатировали, что страна стала объектом нападения и фактически находится в состоянии войны.

28 августа 1941 года Вильгельм Кейтель направил Маннергейму предложение совместно с вермахтом взять штурмом Ленинград. Одновременно финнам предлагалось продолжить наступление южнее реки Свирь с целью соединения с немцами, наступающими на Тихвин. Маннергейм ответил, что переход Свири не соответствует интересам Финляндии. В воспоминаниях Маннергейма говорится, что выслушав напоминание о том, что он поставил отказ от штурма города условием своего пребывания на посту главнокомандующего, прибывший в ставку президент Финляндии Рюти на немецкие предложения ответил 28 августа категорическим отказом от штурма, который был повторён 31 августа.

31 августа финны вышли на старую советско-финскую границу около Ленинграда, тем самым замкнув полукольцо блокады города с севера. Советско-финская граница, существовавшая c 1918 года была пересечена Финскими войсками местами на глубину до 20 км, финны были остановлены на рубеже Карельского укрепрайона Маннергейм отдаёт приказ войскам на Карельском перешейке перейти к обороне.

4 сентября 1941 года, в ставку Маннергейма в Миккели был послан начальник главного штаба вооруженных сил Германии генерал Йодль. Но он и тогда получил отказ от участия финнов в наступлении на Ленинград. Вместо этого Маннергейм повёл успешное наступление на севере Ладоги. В этот же день немцы заняли Шлиссельбург, замкнув кольцо блокады Ленинграда с юга.

Также 4 сентября финская армия начала операцию по оккупации восточной Карелии, и к утру 7 сентября передовые части финской армии под командованием генерала Талвела вышли к реке Свирь. 1 октября советские части оставили Петрозаводск. Маннергейм пишет в своих мемуарах, что им было отменено переименование города в Яанислинна («Онежская крепость»), а также других населённых пунктов Карелии, не входивших в состав Великого княжества Финляндского. Он также отдаёт приказ, запрещающий финским самолётам летать над Ленинградом.

Советское командование в связи со стабилизацией обстановки на Карельском перешейке, 5 сентября перебросило с данного участка на оборону южных подступов к Ленинграду 2 дивизии.

6 сентября Гитлер, своим приказом (Weisung № 35) остановил наступление группы войск «Норд» на Ленинград, уже достигших пригородов города, назвав Ленинград «второстепенным театром военных действий». Фельдмаршал Лееб должен был ограничиться блокадой города и не позднее 15 сентября передать группе «Центр» все танки Гепнера и значительное число войск для того, чтобы «как можно быстрее» начать наступление на Москву.

6 ноября финны начали строительство на Карельском перешейке оборонительной линии Ваммелсуу-Тайпале (линии ВТ).

11 ноября о таком строительстве получили приказ войска на Олонецком перешейке.

28 ноября Англия предъявила Финляндии ультиматум, требуя прекращения военных действий до 5 декабря. Вскоре Маннергейм получил от Черчилля дружеское послание с рекомендацией де-факто выйти из войны, с объяснением этого наступлением зимних холодов. Однако финны отказались.

К концу года советскому руководству стал ясным стратегический замысел финского командования: получить контроль над «тремя перешейками»: Карельским, Олонецким и перешейком между Онегой и Сегозером и там закрепиться. При этом финнам удалось захватить Медвежьегорск (фин. Karhumäki ) и Пиндуши, перерезав тем самым железную дорогу на Мурманск.

6 декабря финны захватывают при температуре −37° С Повенец, тем самым прекратив сообщение и по Беломоро-Балтийскому каналу

В этот-же день Великобритания объявила войну Финляндии, Венгрии и Румынии. В том же месяце войну Финляндии объявили британские доминионы - Канада, Новая Зеландия, Австралия и Южно-Африканский Союз.

Немецкие неудачи под Москвой показали финнам, что война закончится не скоро, что привело к падению боевого духа в армии. Вместе с тем, выйти из войны через сепаратный мир с СССР не представлялось возможным, поскольку такой шаг привёл бы к обострению отношений с Германией и возможной оккупации Финляндии.

Финляндия мобилизовала около 16 % своего населения, поставив своеобразный рекорд в мировой истории. Это крайне тяжело отразилось на всех сторонах жизни государства. Осенью 1941 года началась демобилизация солдат старших возрастов, а к весне 1942 года было демобилизовано 180 000 человек.

К концу 1941 года линия фронта окончательно стабилизировалась. Финляндия, проведя частичную демобилизацию армии, перешла к обороне на достигнутых рубежах. Линия советско-финского фронта стабилизировалась до лета 1944 года.

Действиями финских и германских войск городу были перекрыты почти все коммуникации, связывающие Ленинград с остальной частью СССР. Совместно с Германией была установлена морская блокада города, прервавшая его связь с нейтральными государствами. На суше финскими войсками были перекрыты пути сообщения Ленинграда со страной: по железной дороге шедшей через Карельский перешеек и севернее Ладожского озера на Петрозаводск, позже была перерезана Кировская железная дорога, связывавшая город с Мурманском и Архангельском; были перекрыты пути подвоза внутренними водными путями - по Беломоро-Балтийскому каналу и Волго-Балтийскому пути, являвшемуся до войны основным маршрутом доставки грузов внутренними водами в Ленинград.

К концу августа 1941 года финские войска вышли на старую советско-финскую границу на всём её протяжении. Дальнейшее наступление в сентябре привело к конфликтам внутри самой армии, в правительстве, парламенте и обществе

Ухудшились международные отношения, в особенности с Великобританией и Швецией, чьи правительства в мае-июне получили заверения от Виттинга (главы финского МИДа), что Финляндия не имеет абсолютно никаких планов проведения совместной с Германией военной кампании, а финские приготовления имеют чисто оборонительный характер.

В июле 1941 страны Британского содружества наций объявили блокаду Финляндии. 31 июля британские ВВС нанесли авиаудар по немецким войскам в секторе Петсамо.

22 сентября 1941 года британское правительство под угрозой объявления войны потребовало от правительства Финляндии очистить финскую территорию от немецких войск и отвести финские войска из восточной Карелии на границу 1939 года. В связи с невыполнением этого требования, война была объявлена метрополией 6 декабря 1941 года в День независимости Финляндии, Канадой и Новой Зеландией - 7 декабря 1941 года, 9 декабря 1941 года - Австралией и Южной Африкой.

Активный поиск путей к заключению мира Финляндия начала с февраля 1943 года, после немецкого поражения в битве под Сталинградом. 2 февраля капитулировали остатки 6-й немецкой армии, и уже 9 февраля высшее руководство Финляндии провело закрытое заседание парламента, на котором, в частности, было заявлено:

Силы немцев, бесспорно, начинают иссякать… за зиму Германия и её союзники потеряли почти 60 дивизий. Восполнить такие потери едва ли удастся. Судьбу нашей страны мы до сих пор связывали с победой германского оружия, но в связи с развитием ситуации лучше привыкать к той возможности, что мы ещё раз будем вынуждены подписать Московский мирный договор. У Финляндии пока ещё нет свободы для проведения собственной внешнеполитической линии, и она, таким образом, должна продолжать борьбу.

В январе-феврале советские войска в ходе Ленинградско-Новгородской операции сняли 900-дневную блокаду Ленинграда немецкими войсками с юга. Финские войска оставались на подступах к городу с северного направления.

В феврале советская авиация дальнего действия предприняла три массированных авианалёта на Хельсинки: в ночь на 7, 17 и 27 февраля; всего свыше 6000 самолётовылетов. Повреждения были скромными - в черте города упало 5 % сброшенных бомб.

16 марта президент США Рузвельт публично высказал пожелание о выходе Финляндии из войны.

20 марта немецкие войска оккупировали Венгрию, после того как она стала зондировать западные державы в отношении возможности заключения мира

1 апреля, с возвращением финской делегации из Москвы, стали известны требования советского правительства:

• Граница на условиях Московского мирного договора от 1940 года;

• Интернирование, силами финской армии, немецких частей в Финляндии до конца апреля;

• Репарации в размере 600 млн долларов США, которые должны быть выплачены в течение 5 лет.

Камнем преткновения стал вопрос о репарациях - после поспешно проведённого анализа возможностей финской экономики, размер и сроки репараций были признаны абсолютно нереальными. 18 апреля Финляндия ответила отказом на советские предложения.

10 июня 1944 года (через четыре дня после высадки союзников в Нормандии) началась Выборгско-Петрозаводская наступательная операция. Финское направление было для советского командования второстепенным Наступление на этом направлении преследовало цели отбросить финские войска от Ленинграда, и вывести Финляндию из войны до наступления на Германию.

Советские войска, за счёт массового применения артиллерии, авиации и танков, а также при активной поддержке Балтийского флота, взломали одну за другой линии обороны финнов на Карельском перешейке и 20 июня взяли штурмом Выборг.

Финские войска отошли на третью оборонительную линию Выборг-Купарсаари-Тайпале (известную также как «Линия VKT») и, за счёт переброски всех имеющихся резервов из восточной Карелии, смогли занять там прочную оборону. Это, однако, ослабило финскую группировку в восточной Карелии, где 21 июня советские войска также перешли в наступление и 28 июня освободили Петрозаводск.

19 июня маршал Маннергейм обратился к войскам с призывом во что бы то ни стало удержать третью полосу обороны. «Прорыв этой позиции, - подчёркивал он, - может решительным образом ослабить наши возможности к обороне».

На протяжении всего советского наступления Финляндия остро нуждалась в эффективных противотанковых средствах. Такие средства могла предоставить Германия, которая за это, однако, требовала подписания Финляндией обязательства не заключать сепаратный мир с СССР. С этой миссией 22 июня в Хельсинки прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп.

Вечером 23 июня, когда Риббентроп ещё оставался в Хельсинки, финское правительство через Стокгольм получило от советского правительства записку следующего содержания:

Поскольку финны несколько раз обманывали нас, мы хотим, чтобы правительство Финляндии передало подписанное президентом и министром иностранных дел сообщение, что Финляндия готова сдаться и обратиться к советскому правительству с просьбой о мире. Если мы получим от правительства Финляндии эту информацию, Москва готова принять финскую делегацию.

Таким образом руководство Финляндии встало перед выбором - необходимо было выбрать либо безусловную капитуляцию перед СССР, либо подписание соглашения с Германией, которое, по мнению Густава Маннергейма, увеличило бы возможности для приемлемого мира без условий. Финны предпочли последнее, однако брать на себя обязательства о незаключении сепаратного мира с СССР финны не хотели.

В итоге 26 июня президент Финляндии Рюти единолично подписал письмо, в котором было сказано, что ни он (президент), ни его правительство не будут действовать в целях заключения такого мира, который не одобрила бы Германия.

На фронте с 20 по 24 июня советские войска безуспешно пытались прорвать линию ВКТ. В ходе боёв было выявлено слабое место обороны - вблизи населённого пункта Тали, где местность была пригодна для применения танков. С 25 июня на этом участке советское командование массированно применило бронетехнику, что позволило внедриться вглубь обороны финнов на 4-6 км. После четырёх суток непрерывных боев финская армия отвела линию фронта назад с обоих флангов прорыва и заняла позиции на удобном, но не укреплённом рубеже Ихантала (англ. ).

30 июня произошло решающее сражение под Иханталой. 6-я дивизия - последняя финская часть, переброшенная из Восточной Карелии, - успела занять позиции и стабилизировала оборону - финская оборона устояла, что самим финнам казалось «настоящим чудом».

Финская армия заняла рубеж, который на 90 процентов проходил по водным препятствиям, имевшим ширину от 300 м до 3 км. Это позволило создать в узких проходах прочную оборону и иметь сильные тактические и оперативные резервы. К середине июля на Карельском перешейке действовало до трех четвертей всей финской армии.

С 1 по 7 июля была предпринята попытка высадки десанта через Выборгский залив во фланг линии ВКТ, в ходе которой были захвачены несколько островов в заливе.

9 июля была предпринята последняя попытка прорыва линии ВКТ - под прикрытием дымовой завесы советские войска форсировали реку Вуоксу и захватили плацдарм на противоположном берегу. Финны организовали контратаки, но не смогли ликвидировать плацдарм, хотя и не дали его расширить. Бои на этом участке продолжались до 20 июля. Попытки форсировать реку на других направлениях были отбиты финнами.

С 12 июля 1944 года Ставка приказала Ленинградскому фронту перейти к обороне на Карельском перешейке. Войска Карельского фронта продолжили наступление, и к 9 августа вышли на линию Кудамгуба, Куолисма, Питкяранта.

1 августа 1944 года президент Рюти ушёл в отставку. 4 августа парламент Финляндии привёл Маннергейма к присяге в качестве президента страны.

25 августа финны запросили у СССР (через советского посла в Стокгольме), условия прекращения боевых действий. Советское правительство выдвинуло два (согласованных с Великобританией и США) условия:

1. немедленный разрыв отношений с Германией;

2. вывод немецких войск в срок до 15 сентября, а при отказе - интернирование.

2 сентября Маннергейм направил письмо Гитлеру с официальным предупреждением о выходе Финляндии из войны.

4 сентября вступил в силу приказ финского главного командования о прекращении боевых действий по всему фронту. Боевые действия между советскими и финскими войсками закончились. Прекращение огня вступило в силу в 7.00 с финской стороны, Советский Союз прекратил военные действия сутки спустя, 5 сентября. Советские войска в течение суток захватывали в плен парламентёров и сложивших оружие. Инцидент был объяснён бюрократической задержкой.

19 сентября в Москве было подписано Соглашение о перемирии с СССР и Великобританией, действовавшими от имени стран, находящихся в состоянии войны с Финляндией. Финляндия приняла следующие условия:

• возврат к границам 1940 года с дополнительной уступкой Советскому Союзу сектора Петсамо;

• сдача СССР в аренду полуострова Порккала (расположенного вблизи Хельсинки) сроком на 50 лет (возвращён финнам в 1956);

• предоставление СССР прав транзита войск через Финляндию;

• репарации в размере 300 млн долларов США, которые должны быть погашены поставками товаров в течение 6 лет

Мирный договор между Финляндией и странами, с которыми она находилась в состоянии войны, был подписан 10 февраля 1947 года в Париже.

В этот период, по воспоминаниям Маннергейма, немцы, силы которых в количестве 200 000 человек находились на севере Финляндии под командованием генерала Рендулича, не покинули страну в ультимативно поставленные финнами сроки (до 15 сентября). Ещё 3 сентября финны начали переброску войск с советского фронта на север страны (Каяни и Оулу), где были расположены немецкие части, а 7 сентября финны начали эвакуацию населения с севера Финляндии на юг и в Швецию. 15 сентября немцы потребовали от финнов сдать остров Гогланд, а после отказа попытались захватить его силой. Началась Лапландская война, которая продолжалась до апреля 1945 года.

Ранним утром 22 июня 1941 г. войска фашистской Германии и ее союзников внезапно вторглись на территорию СССР. Так началась Великая Отечественная… В 12 часов того же дня с правительственным сообщением выступил по радио заместитель председателя Совнаркома, нарком иностранных дел страны В. М. Молотов. Президиум Верховного Совета СССР издал указы: «О мобилизации военнообязанных», «Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения» (в том числе и на территории Карелии).

26 июня 1941 г. соединения группы немецких армий «Север» форсировали р. Западную Двину и нацелили свой удар с юга непосредственно на Ленинград. В тот же день президент Финляндии Р. Рюти в выступлении по радио официально объявил о состоянии войны между Финляндией и СССР, возлагая ответственность за это на Советский Союз, который, якобы, уже начал военные действия на территории Финляндии. Он, в частности, заявил: «Сейчас, когда Советский Союз в связи с войной между Германией и СССР, распространил свои военные действия на территорию Финляндии, нападая на мирных жителей, наш долг защищаться, и мы сделаем это решительно и единодушно всеми имеющимися в употреблении моральными и военными средствами. Наши возможности выйти успешно из этой второй оборонительной войны на этот раз совершенно другие, чем были в прошлый раз, когда мы находились под натиском восточного гиганта. Вооруженные силы великой Германии под руководством гениального предводителя канцлера Гитлера успешно сражаются с нами против известных нам Вооруженных сил СССР. Кроме того, некоторые другие народы начали вооруженную борьбу с Советским Союзом, таким образом образовался единый фронт от Северного Ледовитого океана до Черного моря. Советский Союз теперь не сможет выставить против наших вооруженных сил той сокрушающей превосходящей силы, которая прошлый раз сделала нашу оборонительную борьбу безнадежной. Сейчас Советский Союз оказался по численности в равной борьбе, и успех нашей оборонительной борьбы обеспечен».

Для Советского Союза данное официальное заявление Р. Рюти означало открытие еще одного боевого фронта - на европейском Севере, включая Карелию. Командование Северного фронта 27 июня издало директиву, в которой говорилось, что «открытие военных действий финнов и немцев против нашего фронта следует ожидать с часу на час». Поэтому все войска, выведенные к государственной границе, приводились в постоянную готовность к отражению наступления противника. Во всех армиях, соединениях и частях немедленно были отданы необходимые распоряжения.

В Финляндии в результате проведенной мобилизации действующая армия к началу войны насчитывала около 470 тыс. человек. Непосредственно у советско-финляндской границы размещались 21 пехотная дивизия и 3 бригады немецких и финских войск. На севере Финляндии развернулась отдельная немецкая армия «Норвегия» (с середины января 1942 г. переименованная в армию «Лапландия», а с середины июня 1942 г.- в 20-ю горную армию), в ее составе насчитывалось 4 немецких и 2 финских дивизии. Южнее, от озерной системы Оулуярви до Финского залива, дислоцировались 2 финские армии - Карельская и Юго-Восточная, состоявшие из 15 пехотных дивизий (в том числе одной немецкой), двух егерских и одной кавалерийской бригад. Сухопутные силы противника поддерживались 5-м немецким воздушным флотом и авиацией Финляндии, насчитывавшими вместе 900 боевых самолетов, и боевыми кораблями немецкого и финского военно-морских флотов в Финском заливе и на Баренцевом море. Противник превосходил советские войска в живой силе и боевой технике в 1,5–2,5 раза.

На Севере противник планировал захват всего Кольского полуострова и Карелии, с выходом на линию Архангельск-Киров. Ближайшие его цели заключались в -следующем: на Крайнем Севере немецкие войска намеревались перерезать Кировскую железную дорогу и захватить Мурманск - незамерзающий порт и Полярный - военно-морскую базу Северного флота; между Ладожским и Онежским озерами финские войска предполагали соединиться с немецкой группировкой армии «Север», продвигавшейся на Ленинград и таким образом оказать ей содействие в операции по окружению и захвату города.

Военные действия на Севере начались 29 июня 1941 г. переходом в наступление немецкой армии «Норвегия», части которой пытались нанести главный удар на Мурманск. Последовавшие одна за другой атаки противника, обладавшего на этом участке четырехкратным превосходством в силах и средствах, не имели успеха.

В ночь с 30 июня на 1 июля 1941 г. на ряде участков государственную границу СССР перешли и финские войска. 10 июля 1941 г. главноко­мандующий вооруженными силами Финляндии маршал Маннергейм отдал приказ, призывавший финских солдат «освободить земли карелов». В нем, в частности, говорилось: «Во время освободительной войны 1918 г. я обещал карелам Финляндии и Беломорья, что не вложу меч в ножны до тех пор, пока Финляндия и Восточная Карелия не будут свободными. Я поклялся в этом от имени финской крестьянской армии, надеясь на мужество ее солдат и на самоотверженность женщин Финляндии. 23 года Беломорье и Олония ждали выполнения этого обещания. Опустевшая после доблестной Зимней войны финская Карелия полтора года ждала нового рассвета. Бойцы освободительной войны, славные участники Зимней войны, храбрые мои солдаты! Новый день наступил. Карелия поднимается, в ваших рядах маршируют и ее батальоны. Свободная Карелия и великая Финляндия мерцают перед нами в огромном водовороте всемирно-исторических событий…».

На всех направлениях фронта развернулись ожесточенные кровопролитные бои. Первыми начали отражать вторгнувшиеся на территорию Карелии вражеские силы (в районе Куолисмаа, Корписелькя, Вяртсиля, Яккима, Кумури, Кангасярви и др.) советские пограничники, не раз демонстрировавшие образцы стойкости и героизма. Одним из первых Героев Советского Союза вошел в историю Великой Отечественной войны офицер-пограничник Н. Ф. Кайманов (1907-1972), родом из Татарии. Он служил в пограничных войсках с 1929 г. После окончания московских курсов «Выстрел» в 1940 г. направлен в Карелию, где стал начальником отделения штаба 80-го погран-отряда. В первые дни войны Н. Ф. Кайманов возглавил сводный отряд пограничников трех застав общей численностью 150 бойцов, которые 1 июля приняли на себя удар противника на Поросозерском направлении. Несмотря на значительное численное превосходство финнов, действовавших силами двух батальонов, интенсивный артиллерийский и минометный обстрел, а также бомбардировки с воздуха, отряд Н. Ф. Кайманова удерживал позиции в течение 20 суток. Огнем из винтовок и пулеметов, штыками и гранатами пограничники отбили десятки вражеских атак, а получив приказ об отходе, пробились из окружения к своим, вынеся всех раненых. Противник потерял в этих боях до 400 солдат и офицеров. Потери советских бойцов составили 19 убитыми и 14 ранеными. 46 пограничников получили ордена и медали, а старший лейтенант Н. Ф. Кайманов за умелое руководство героической обороной заставы удостоился звания Героя Советского Союза. В дальнейшем Н. Ф. Кайманов участвовал в сражении на Волге, командовал полком в боях под Курском и Белгородом.

Большое значение вражеское командование уделяло наступлению на кестеньгском направлении с целью выхода к Кировской железной дороге в районе станции Лоухи. В июле-августе усиленные подкреплениями вражеские войска предприняли здесь многочисленные атаки и смогли захватить районный центр Кестеньгу, создав непосредственную угрозу и станции Лоухи. В помощь оборонявшимся частям из Ар­хангельской области по железнодорожной ветке Сорокская-Обозерская прибыла 88-я стрелковая дивизия. Воины ее сумели остановить противника и сорвать его планы по захвату станции Лоухи и выходу на железную дорогу,! проявили отвагу и героизм. Так, пулеметчик Михаил Родионов с небольшой группой бойцов, защищая высоту, отразил 9 вражеских атак, получил ранение, но не оставил поле боя, а последней гранатой взорвал себя и окруживших его врагов. М. Е. Родионову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Здесь погибли командир дивизии генерал-майор А. И. Зеленцов, награжденный посмертно орденом Ленина, и военный комиссар дивизии А. И. Мартынов. За стойкость и мужество, проявленные в боях с врагом, 88-я стрелковая дивизия была преобразована в 23-ю гвардейскую дивизию. На кестеньгском направлении в боях участвовали истребительные батальоны, сформированные из жителей Карелии. У д. Коккосалми 80 бойцов Кестеньгского и Лоухского истребительных батальонов в течение 4 часов до подхода частей Красной Армии сдер­живали натиск около 400 финских солдат и, по отзывам военного командования, «проявили в этом бою исключительную стойкость и героизм».

На ухтинском направлении 1 июля перешли в наступление две финские дивизии. Два полка 54-й дивизии и группа пограничников в течение 10 дней стойко удерживали оборону близ государственной границы на р. Войница, и только ценой огромных потерь финны прорвали оборону советских частей, отошедших на новый рубеж в 10 километрах западнее Ухты

Организованное сопротивление одного полка 54-й дивизии и 73-го пограничного отряда встретили финские войска на ребольском направлении. По словам Г. Н. Куприянова, «20 тысяч солдат противника, многие из которых были вооружены автоматами, против 4 тысяч наших! С 3 по 24 июля они отразили все атаки и нигде на этом участке не отступили от государственной границы»53. Здесь, на ребольском направлении, в течение месяца «прикрывал одно из наиболее уязвимых участков фронта» Ругозерский истребительный батальон. У села Паданы продвижение врага до подхода наших воинских частей задержал партизанский отряд «Вперед», сформированный из жителей Ругозерского района.

В ходе ожесточенных боев немногочисленные советские части отошли на рубеж р. Пижма. Здесь из отдельных подразделений в августе формируется 27-я стрелковая дивизия под командованием полковника Г. К. Козлова, который впоследствии писал: «В тяжелых боях воины дивизии показали исключительную стойкость. В течение напряженных более чем двухмесячных боев начального периода войны, несмотря на многократное превосходство противника, дивизия выполнила поставленную ей задачу, прикрыв Кировскую железную дорогу».

10 июля основные силы финской Карельской армии начали наступление на Онежско-Ладожском перешейке, где развернулись особенно затяжные и жестокие бои. Противник сумел захватить станцию Лоймола, перерезав тем самым железнодорожную коммуникацию в полосе 7-й армии, и 16 июля захватил Питкяранту. Достигнув побережья Ладожского озера, финская армия развернула наступление одновременно на трех направлениях: петрозаводском, олонецком и сортавальском. Наши войска отступали, ведя упорные бои с превосходящими силами противника. В сложной обстановке командование 7-й армии 21 июля создало две оперативные группы - Петрозаводскую и Южную, которые 23 июля предприняли контрнаступление. Ожесточенные бои длились несколько дней, противник ввел в действие две свежих дивизии. Наши войска, понеся большие потери, в конце июля прекратили атаки. Но и противник вынужден был перейти к обороне, что позволило временно стабилизировать ситуацию.

19 июля в Петрозаводск прибыли главнокомандующий войсками Северо-Западного направления К. Е. Ворошилов и член Военного совета фронта секретарь ЦК ВКП (б) А. А. Жданов для решения ряда вопросов, связанных с обороной войсками 7-й армии северных подступов к Ленинграду. В течение двух дней К. Е. Ворошилов и А. А. Жданов изучали обстановку, связанную с боевыми действиями Пет­розаводской и Южной оперативных групп, знакомились с работами по созданию оборонительных рубежей вокруг Петрозаводска. Вскоре по указанию главкома в распоряжение 7-й армии прибыли 272-я стрелковая дивизия и 3-я дивизия народного ополчения Ленинграда. На фронт прибыли также несколько истребительных батальонов и вновь сформированных из жителей республики запасных стрелковых полков. 7 августа 1941 г. главное командование Северо-Западного направления в предвидении боев на Онежском озере приняло решение о формировании Онежской военной флотилии.

В оборонительных боях за Карелию летом 1941 г. исключительную стойкость и мужество проявили воины 168-й и 71-й стрелковых дивизий. Длительное время эти дивизии держали рубеж обороны, противостоя крупным силам Карельской армии финнов. Бывший начальник оперативного отдела 168-й дивизии С. Н. Борщев отмечает в своих воспоминаниях: «Двадцать пять дней мы стояли насмерть, защищая нашу государственную границу, и двадцать пять дней удерживали рубеж обороны»57. 126-м стрелковым полком 71-й дивизии, сформированной на территории Карелии, командовал майор Вальтер Валли. Полк в течение длительного времени удерживал занимаемые рубежи, оказывал упорное сопротивление превосходящим силам противника. Лишь после того, как вражеское командование ввело в бой свежие силы, 126-й полк начал вынужденный отход. Высокую стойкость и мужество проявил личный состав полка при обороне города Медвежьегорска. Ему было вручено Красное знамя Верховного Совета Карело-Финской ССР.

52-й полк той же дивизии после упорных оборонительных боев у д. Корписелькя по приказу командования отошел на юго-восток и к середине июля создал устойчивую оборону на восточном берегу озера Толвоярви. Первое наступление врага удалось отразить. Но в конце июля в бой вступила вновь прибывшая 163-я немецкая дивизия. Здесь, в районе Ристисалми, 28 июля 1941 г. в бою против гитлеровцев совершил свой воинский подвиг П. Тикиляйнен и бойцы его отделения. Они получили приказ не допустить выхода врага на дорогу, которая вела через Вохтозеро и Спасскую Губу на Петрозаводск. Окопавшись на восточном берегу Толвоярви, отделение П. Тикиляйнена встретило вражескую роту ружейно-пулеметным огнем. В течение всего дня советские бойцы героически отбивали натиск противника. К вечеру кончились патроны, в живых осталось только четверо, включая командира. Они поднялись на свой последний, рукопашный бой и не пропустили врага к дороге на этом рубеже, выполнив до конца свой воинский долг. За этот подвиг П. А. Тикиляйнену присвоено звание Героя Советского Союза.

Стойко сражались с регулярными частями финской армии бойцы истребительных батальонов Карелии, вооруженные только винтовками и пулеметами. В боях под Питкярантой в течение нескольких часов сдерживали натиск противника до подхода частей Красной Армии Олонецкий (командир А. В. Анохин) и Питкярантский (командир С. Г. Яхно) истребительные батальоны. Суоярвский истребительный батальон (командир П. К. Жуков) и отряд пограничников в конце июля 1941 г. три дня вели упорный бой у станции Новые Пески с батальоном противника и одержали победу. Действия Суоярвского батальона заслужили высокую оценку командования. Выборгский истребительный батальон, участвуя в обороне города, попал в окружение, но с боем вышел из него. В оборонительных боях за г. Сортавала участвовал Сорта-вальский истребительный батальон. Несколько суток сдерживали натиск противника в районе Колатсельги истребительные батальоны Петрозаводска, Пряжинского и Ведлозерского районов. Активное участие в боевых действиях принимали и другие истребительные батальоны Карелии. Немало бойцов истребительных батальонов отдали свою жизнь за Родину.

23 августа Ставка Верховного Главнокомандования Вооруженных Сил СССР приняла решение о разделении Северного фронта на два самостоятельных - Карельский и Ленинградский. Главной задачей Карельского фронта (КФ) стала оборона имевших большое экономическое и стратегическое значение районов - Карелии и Заполярья. В состав КФ (командующий до февраля 1944 г. генерал-лейтенант В. А. Фролов, затем генерал армии К. А. Мерецков) входили 7-я, 14-я, 19-я, 26-я, 32-я общевойсковые армии, 7-я воздушная армия и другие отдельные соединения и части советских войск; ему оперативно подчинялись Северный военно-морской флот, Ладожская и Онежская военные флотилии.

Из всех советских фронтов Великой Отечественной войны КФ действовал самое продолжительное время (3,5 года) на самом протяженном расстоянии (около 1500 км - от Ладожского озера до Баренцева моря) и в особо сложных северных природно-климатических условиях. Труднопроходимая местность и неразвитая транспортная сеть позволяли вести боевые действия только по отдельным, изолированным между собой, направлениям (вдоль дорог в полосе 20–50 км), важнейшие из которых определились в 1941 г.: олонецкое, петрозаводское, медвежьегорское, ребольское, ухтинское, лоухское, Кандалакшское, мурманское.

В самом конце июля финны начали новое наступление на Карельском перешейке. В результате ожесточенных боев противник прорвал оборону 23-й армии и 9 августа вышел к побережью Ладожского озера. Части 23-й армии оказались расчлененными на три изолированные группировки. Вскоре финны захватили Сортавала, Выборг, Лахденпохья, Кексгольм и ряд других населенных пунктов. Только в начале сентября советским частям удалось остановить продвижение противника на рубеже государственной границы 1939 г. и не допустить соединения финских и немецких войск.

В начале сентября, перегруппировав свои силы, Карельская армия финнов начала генеральное наступление на петрозаводском и олонецком направлениях. Ее 6-й армейский корпус наносил главный удар в направлении Олонец-Лодейное Поле. Наступление финских войск поддерживали большие группы бомбардировщиков, которые непрерывно бомбили и обстреливали оборонявшиеся здесь части Красной Армии. Используя превосходство в силах и средствах, противник прорвал оборону советских войск и к исходу 4 сентября вышел на дорогу Видлица-Олонец. 5 сентября он захватил Олонец, а два дня спустя вышел к северному берегу Свири на участке Лодейное Поле-Свирьстрой, перерезал Кировскую железную дорогу. Ему удалось форсировать Свирь и захватить небольшой плацдарм на ее южном берегу60.

Финские оперативные сводки сообщали об этих событиях: «6-й армейский корпус. Олонец захвачен 5 сентября, в 20 часов достигли северо-западной части Мегреги. Продвижение продолжается. Вторглись в Нурмолицу. Идут бои. Около половины г. Олонца горит. В качестве трофеев в Олонце захвачены, в частности, 9 тяжелых дальнобойных пушек, тяжелые и легкие минометы, машины, тракторы, 6 танков уничтожено». Финский офицер службы информации М. Хаавио сделал такую запись в своем дневнике о торжествах в Олонце по случаю его взятия: "10 сентября. Этот день стал праздничным. Утром состоялся парад на площади Куттуева. Парад прошел так же, как в мирное время в Хельсинки перед Никольским собором. Колонны стояли ровными рядами. Все пуговицы на мундирах солдат были застегнуты, правда, сами мундиры были несколько потрепаны. На голове генерала была фуражка. Мы стояли вытянувшись как столбы. Оркестр исполнил марш. Генерал произнес речь. Генерал Пааво Талвела сказал: «Солдаты! Отважные наши войска два дня тому назад заняли Олонец и повернули фронт в сторону Свири… Так исполнилась мечта, о которой лишь редкие осмеливались грезить и лишь смелые совершали ради нее дела…».

В начале сентября 7-й армейский корпус финнов нанес удар на петрозаводском направлении, где в первой линии оборонялась Петрозаводская оперативная группа (ПОГ) на фронте в 100 км. 71-я стрелковая дивизия, действовавшая правее Петрозаводской оперативной группы, вела упорные бои на фронте в 140 км. В результате неоднократных атак финнам удалось прорвать оборону советских частей. После небольшого перерыва, 20 сентября финские войска вновь начали наступление, бросив на петрозаводское направление более половины своей Карельской армии. Войска Петрозаводской оперативной группы и гражданское население стойко обороняли столицу Карелии. В конце сентября финны бросили сюда из резерва еще две пехотные дивизии и несколько танковых батальонов. 30 сентября они прорвали нашу оборону и устремились к Петрозаводску. В связи с угрозой городу и опасностью быть отрезанными командование ПОГ получило приказ оставить Петрозаводск и отойти на северный берег р. Шуи.

За период с 1 по 30 сентября потери 7-й армии в боях составили 1991 человек убитыми, 5775 ранеными и 8934 пропавшими без вести. Согласно донесению политотдела армии в Главное политуправление РККА, одними из важнейших причин оставления Петрозаводска являлись следующие: отсутствие необходимых резервов; на петрозаводском направлении противник сосредоточил много артиллерии, минометов и автоматического оружия, между тем как наши части имели недостаточное вооружение; взаимодействие пехоты с артиллерией и авиацией на ряде участков оказалось недостаточным - авиация и артиллерия слабо уничтожали огневые точки противника; неудовлетворительно велась разведка, в результате наши части и подразделения мало знали о расположении и силах противника. Сосредоточение вражеских артиллерии и минометов дало возможность противнику держать Петрозаводск под непрерывным артобстрелом с 28 по 30 сентября 1941 г., в результате чего в городе возникли большие пожары и разрушения.

Согласно финским оперативным сводкам, части финской Карельской армии ворвались в Петрозаводск 1 октября в 4 часа 30 минут утра и в тот же день водрузили государственный флаг Финляндии над бывшим зданием правительства Советской Карелии. Маршал Маннергейм издал специальный приказ, в котором оценил важность события так: «К своим уже имеющимся блистательным победам Карельская армия добавила самый крупный успех -взятие г. Петрозаводска. Таким образом путем обширных и успешных действий достигнут результат, имеющий решающий характер…»

По свидетельству финского офицера службы информации, Петрозаводск после захвата выглядел следующим образом: «Отступивший враг причинил крупным строениям города страшный ущерб. Первое впечатление такое, что здания неоклассической архитектуры на правительственной площади являются островами в море разрушений… После 18 часов улицы пустеют, так как с этого времени ходить по городу можно лишь по специальным разрешениям. Под луной, выглядывающей из-за предвещающих снег серых туч, город выглядит угрюмо темным и пустынным. Лишь сапоги патрулей или отдельных офицеров стучат по деревянным тротуарам. Из-за упавших на землю телефонных и телеграфных проводов передвижение по улицам напоминает хождение по полю среди капканов или противопехотных заграждений. Исчезли группы солдат, которые в течение дня ходили из дома в дом. Перед зданием театра возникает драка, которая прекращается после того, как пьяный фельдфебель бросает на темную площадь ручную гранату… Все говорят о нехватке вина. В этом одна из причин того, что нигде не ощущается чувства победы…»

Захватив Петрозаводск, финские войска продолжали развивать наступление на Медвежьегорск. После тяжелых упорных боев с превосходящими силами противника советские войска оставили г. Медвежьегорск. Оборону здесь держала Медвежьегорская оперативная группа (командующий генерал-майор М. С. Князев), созданная из частей 7-й армии 10 октября 1941 г. по приказу Ставки Верховного Главнокомандования. Весь ноябрь под Медвежьегорском шли упорные бои. Воины 71-й и 313-й дивизий отбивали по 5–8 атак в день, нередко сами переходили в контратаки. Город переходил из рук в руки. Однако нашим войскам пришлось оставить Медвежьегорск и по льду отойти на восточный берег Повенецкого залива и занять оборону на новых позициях.

В одном из воздушных боев на подступах к Медвежьегорску героический подвиг совершил командир эскадрильи Н. Ф. Репников. Он родился в 1914 г. в семье лесозаготовителя, которая в 1930 г. переехала из г. Пудожа в г. Петрозаводск. После окончания школы ФЗУ Н. Ф. Репников работал слесарем-инструментальщиком на Онежском заводе, без отрыва от производства окончил курс обучения в аэроклу­бе и парашютной школе. Призван в армию в 1936 г.- в истребительную авиацию Ленинградского военного округа, участвовал в советско-финляндской войне 1939–1940 гг. Начало Великой Отечественной войны старший лейтенант Н. Репников встретил на Карельском фронте, где командовал авиазвеном, а затем эскадрильей 152-го истребительного авиационного полка. В воздушных боях он сбил 5 вра­жеских самолетов и в ноябре 1941 г. был награжден орденом Ленина. Свой последний бой капитан Репников провел 4 декабря 1941 г. Семь вражеских самолетов с бомбами шли в район Беломорско-Балтийского канала. Их перехватило звено советских истребителей во главе с Н. Репниковым, возвращавшееся на свой аэродром после выполнения боевого задания. Завязался неравный бой. Когда у Репникова кончился боекомплект, он таранил головную машину противника, совершив один из первых воздушных таранов на Карельском фронте. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1943 г. Н. Ф. Репников посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.

К середине декабря 1941 г. войска Карельского фронта окончательно остановили продвижение вражеских армий на всех направлениях. Линия фронта стабилизировалась на рубеже: южный участок Беломорско-Балтийского канала - станция Масельгская-Ругозеро-Ухта- Кестеньга-Алакуртти. Планы противника, рассчитанные на быстрый захват северных районов СССР, провалились. Советским войскам удалось сохранить главную базу Северного флота - Полярный, незамерзающий порт Мурманск, северный участок Кировской железной дороги (с железнодорожной веткой Сорокская-Обозерская), по которому проходили грузы из Мурманска, а также осуществлялось снабжение войск Карельского фронта; на юге Карелии и на Карельском перешейке финским и немецким армиям не удалось соединиться и создать второе кольцо блокады.

Бои в Карелии носили особенно ожесточенный характер. В отличие от центрального и южного направлений здесь войска не передвигались на большие расстояния. Каждый километр брался или оставлялся в результате упорных боев. В августе 1941 года из частей Северного фронта с целью обеспечить северный стратегический фланг был создан Карельский фронт. В него вошли 14-я и 7-я армии. Позднее здесь были сформированы 19, 26 и 32-я армии. Со второй половины сентября 1941 года по июнь 1944 года фронт находился в глубокой обороне. Затем перешел к наступательным действиям. 15 ноября 1944 года Финляндия вышла из войны. Фронт был расформирован. Но война продолжалась. Здесь были сконцентрированы крупные немецкие соединения, которые прочно держались за хорошо оборудованные позиции.

До войны я был каменщиком. И в Кондрове дома строил, и в Москве. Везде.

В 1940 году формировался Московский добровольческий комсомольский батальон. Шла война с финнами. Я тоже написал заявление. Захотелось мне на войну. Повоевать. Молодой был, здоровый. Дури в голове… Но меня не взяли.

Служил в Ленинградском военном округе. Попал в полковую школу минометчиков. Друзья надо мной начали посмеиваться: «Попал ты. Теперь три года служить будешь». А правда, минометчики служили по три года вместо двух.

И я долго в ту школу из своей стрелковой роты не шел. Пока с довольствия не сняли.

Делать нечего, надо идти туда, где харчи дают. Три-то года, конечно, не два. Но, как потом оказалось, не два и не три года нам довелось служить…

Наша 122-я стрелковая дивизия стояла в Карелии. Бои начались в июле. За месяц мы успели зарыться в землю основательно и приготовиться как следует. Это большое дело. Солдат в окопе - это значит в крепости. Атаки немцев не застали нас в казармах или на марше. Дивизия была уже развернута. Оружия и боеприпасов хватало. А как я уже сказал, когда солдат в окопе, когда винтовка его исправна и почищена, когда довольно патронов, есть гранаты, когда поддерживают его минометчики и артиллеристы, сам черт ему не брат.

1 июля во второй половине дня немцы пошли в атаку. И сразу же получили ответный удар. Не на тех напали. Трое суток долбили нашу оборону. Хрен там! Не прошли в лоб. Не взяли. Стали искать обходы - как бы нас в котел загрести.

Против нас действовала немецкая армейская группа «Норвегия» и финские войска.

На второй день боев один батальон нашего полка ушел встретить прорвавшихся с фланга немцев. А мы, оставшиеся, еще сильнее закопались в землю. Поправили разрушенные землянки и проходы.

Семь суток полк держался на своих первоначальных позициях. Держались, пока нас снова не обошли с флангов.

Мы отошли за реку Куциоки. Закрепились. Утром, смотрим, идет человек из-за реки. Старшина. А ночей натуральных, темных, как у нас, в Карелии не бывает. Солнце коснется леса и опять поднимается. Ось земная так устроена. Видно всегда. Я сижу в ровике, протираю и смазываю свой миномет. Ребята, расчет, спят. Кто где с вечера ткнулся, тот там и лежит. Ага. И тут - старшина. В фуражке. За ремнем две гранаты, на ремне - штык от СВТ. Мы за эти дни оборвались, грязные. А этот чистенький и в фуражке.

А у нас - пилотки. В фуражках наши старшины не ходили. И говорит: «Ребята! Вот вы стреляете, не даете нам переправиться. По своим-то не бейте! Мы идем сменять вас. Дайте переправиться». Я сперва обрадовался. Подумал: ага, мы, значит, у командования не последние, кто-то еще в резерве есть, на смену к нам пришел…

Комбат-то наш ушел в рейд. Но начальник штаба остался. Тут у нас еще пушка 45-миллиметровая оставалась исправная, другую-то разбило, наши минометы, пулеметы в дзотах. Так что мы держались.

И все же командирская фуражка старшины нас смутила. Проводили мы его в штаб. Смотрим, а оттуда, из штабной землянки, нашего старшину уже без фуражки выводят и под винтовкой.

Что же оказалось… Старшина этот никакой не старшина, а финн. Хорошо знал русский язык. Рассчитывал на нашу доверчивость. Прибегает начштаба с биноклем. Спрашивает: «Откуда он вышел?» Я указал. Начштаба стал наблюдать за местностью. И чуть погодя тихо говорит: «В ружье, ребята!»

Приготовили. мы минометы. Артиллеристы зарядили сорокапятку. Дали пристрелочный залп. А оттуда, из-за деревьев, как повалили немцы! Тут мы их опять отбили. Минометные трубы горячие - не дотронуться.

Вот такая история.

Лучший мой друг самострел сделал! Мишка Шмаков. Вот гад. Мы, значит, воюй, а я - самый умный…

Командир роты подходит: «Прокофьев, друга твоего ранило». - «Как ранило?»

А он всегда в бою позади меня. Тоже наводчик.

«Ранило», - говорит ротный. «А где он?»

Пошел я к нему. А сердце уже не на месте. Мы ж во время боя рядом были. Никакого обстрела наших позиций не было. И стрельбу закончили все живые и невредимые.

Что же он, подлец, сделал? оттянул себе вот здесь, где помягче, ляжку и из своего ТТ стрельнул.

Сидит трясется. «Где твой пистолет?» - спрашиваю. Подает мне пистолет. Сам бледный. Командирам расчетов выдавали как личное оружие пистолеты ТТ. Восемь патронов в магазине, девятый в стволе. Смотрю, одного патрона нет. Пошел я на позицию. Нашел стреляную гильзу. Свеженькая, еще порохом пахнет. Подаю ему его гильзу и говорю: «Ну, друг?» А он глаза прячет. Его уже колотить стало.

Ладно, думаю, друг, лечись. Штрафная и без тебя отвоюет. Какой ты теперь мне друг, если бросаешь на передовой?

У нас за всю войну было всего четыре самострела. Командир роты руку прострелил, ротный писарь и санинструктор. Санинструктора я запомнил, чернявый такой, по фамилии Штучкин. Штучкину я сказал прямо. Он был уже не первый. А он мне: «Знаешь, так молчи. А то и тебя шлепну. Если доложишь, мне уже все равно». Говнистый был малый. Москвич.

Месяц я пробыл в госпитале. Потом попал в батальон выздоравливающих. А уже скоро зима. Так, думаю, надо отсюда выбираться - к своим. К зиме готовиться.

Вскоре нас, человек двадцать, посадили в вагон и повезли на фронт. Алакуртти наши к тому времени уже сдали. Нас повезли под Алакуртти. Лысая Гора. Место знаменитое.

Приехали. Стали зачитывать направления, кому куда. Слышу: «Прокофьев! В 273-й!» А 273-й полк - из 140-й дивизии. «Я же 596-го полка 122-й дивизии! - говорю. - Не пойду в чужой полк!» Сержант, который зачитывал направление, мне и говорит: «А я тебе документы не отдам». - «Да на хрена мне твои документы! Мне мой полк нужен! Я в свою роту пойду!»

А я уже повидался с нашими ребятами. Были там бойцы из нашего полка. Договорились - возвращаемся к своим.

Прихожу к командиру роты: так, мол, и так, прибыл самовольно и без продовольственного аттестата… Ротный рад. Смотрит на меня весело. «Да что ж мы тебя, Прокофьев, на довольствие, что ли, не поставим? Молодец, что вернулся в свою часть!»

И я рад. И ротный рад. Наших ребят, с кем начинали войну летом, осталось совсем мало. Большая часть личного состава была уже из пополнений.

Командиром минометной роты меня назначали несколько раз. Несколько раз назначали и несколько раз снимали. Я ведь был сын «врага народа». Мой отец, коммунист с 1917 года, в 1920-м вышел из партии добровольно. Его потом посадили. Особняк наш об этом все знал.

Бывало, что и по году командовал ротой, офицерское звание уже имел, а все же числился исполняющим обязанности. Глядишь, нового командира прислали, а меня опять в сторону.

Так однажды на марше, мы уже наступали на Никель, и наступление наше развивалось успешно, приходит старшина и докладывает: «Товарищ лейтенант, прибыл новый командир роты». - «Ну что ж, прибыл так прибыл. Пусть принимает хозяйство. Имущество числится у тебя, ты и передашь».

А прибыл капитан. Как же его фамилия? Вспомнил! Страхов! Страхов его фамилия! Сволочь такая! Гад! Пришел он в роту. А меня оставили при нем старшим офицером. И что он, этот капитан Страхов, делает! Меняем мы 14-ю дивизию. Ночью меняем. Он мне: «Прокофьев, иди на НП. Возьми с собой разведчиков и иди. А я что-то приболел». Я и пошел. Подчиняюсь. Хотя впереди, на НП командира стрелковой роты, которую мы поддерживаем огнем, должен находиться командир минометчиков. Чтобы во время боя корректировать огонь. Прихожу. Их там от роты всего человек пятьдесят осталось. Ротный мне: «Утром не высовывайся. Снайпер так и стережет. Вон сколько наших навалял».

Командир пехотной роты сидел в небольшом котловане. Когда строили дорогу, там, видимо, брали песок. До войны. Вот там и был оборудован НП.

Минометы мои позади. Семь расчетов. В то время нам уже дали 120-миллиметровые минометы.

Утром к нам приходит командир полка. С ним начальник артиллерии капитан Рыжаков и еще какие-то офицеры. Комполка издали кричит: «Что, глаза и уши? Проспали? Немец-то ушел! А вы ему даже пятки не подмазали!»

Я себе думаю: проспать-то мы проспали, но далеко он не уйдет. Так и получилось. Погнались мы за отходящим противником, и вскоре передовой батальон завязал бой. А нам, минометчикам, надо пехоту поддерживать! Капитан Страхов пошел с разведчиками вперед. И тут убило командира отделения разведки Просвирнякова. Хороший был человек и разведчик. Его убило, а капитан Страхов перепугался, губы растрепал… И он тогда мне ставит такую задачу: «Прокофьев, бери, мол, свой взвод и живо выдвигайся вперед, надо поддерживать пехоту».

А дорога идет так: в сторону противника пологий спуск, и один участок весь простреливается противником. Чуть только кто появляется, сразу залп артиллерийского огня с той стороны. Пройти невозможно. Я шел вместе с командиром батальона пехоты капитаном Присяжнюком. Комбат просит: поддержи моих, проберись как-нибудь через это чертово открытое пространство! А как тут проберешься? Других-то дорог, кроме этой, нет. А если куда-то в обход, то это сутки можно проездить. А пехоту за это время всю на той стороне перебьют.

У меня во взводе три упряжки. На двух - минометы, третья - с боеприпасами. Я тогда своим ездовым и расчетам ставлю задачу: «Дистанция сто метров! Аллюр, три креста! Вперед, ребята!»

Ни один снаряд не попал в наши повозки. Проскочили опасный участок. Взрывы остались позади. Ниже немцы уже нас не видели. Продвинулись вперед еще километра на три, приняли немного вправо, установили минометы. Навели связь. Определили точку стояния. Это ж все нужно сделать грамотно, а то и по своим можно лупануть. Приготовились к бою. И вечером вдруг подъезжает дивизион «катюш», восемь машин, и становится мне «на голову». Я говорю командиру дивизиона: «Что ты делаешь? Прими немного куда-нибудь от нашей позиции». А он: «А что тебе? Мы гвардейцы. Надо тебе, ты и принимай в сторону. А эта позиция наша». Вот тебе и весь хрен! Смотрит свысока! Старший лейтенант!

Ладно, думаю. Мы хоть и не гвардейцы, а тоже из двух минометов за три минуты тонну боеприпасов на голову немцам перекидываем. За три минуты! Тонну! Представляешь?!

Стали они. Расположились. Позиция-то хорошая. Переночевали. На утро назначена артподготовка. На восемь часов. А немец-то не дурак! В половине восьмого, когда мы уже изготовились, как он дал по «катюшам»! Видимо, засек еще с вечера. Они ж сюда лезли, как слоны… У меня были отрыты окопы. Для каждого расчета. А гвардейцы-то окопов не копают, руки не пачкают. Я в ровике с ребятами своими сижу. Смотрю, гвардейцы как повалились на нас сверху! Я кричу: «Да вы, братцы, нас тут живьем задавите! Откуда столько народу?» А рядом со мной минометчик лежит, командир первого расчета, и говорит он мне: «А это, товарищ лейтенант, наши гвардейцы. Они без окопов воюют. Когда прижмет, в чужих норовят схорониться».

Они-то сами схоронились. А две их машины разбило. Мины сползли вниз. А остальные, смотрим, не отстрелявшись, начали уезжать. И раненых своих побросали. И мешки, и другое кое-какое имущество. Раненых мы перевязали, отправили в тыл. Ровно в восемь провели артподготовку. Пехота наша осмелела, смотрим, пошла вперед.

Мои ребята после этого подобрали брошенные мешки, вытряхнули из них все, что там было. Нашли несколько пузырьков одеколона. Выпили, закусили. Спасибо гвардейцам за огневую поддержку!

Пехота пошла, а мы ее поддерживали огнем. Связь-то налажена. Куда надо, туда и кидали мины. Стрелять в тот день на нашем участке пришлось нам одним. Что ж, мы и отстрелялись. Нам только мины подвози. За три минуты - тонну! Да обед не забывай вовремя доставлять. А остальное - наше дело.

За эти бои, за точную стрельбу начальник артиллерии полка приказал командиру написать на меня представление к награде орденом Отечественной войны. А капитан Страхов, тот самый сукин сын, который перед боем обосрался и вперед вместо себя меня послал, - что ты думаешь, а? - вместе с представлением пишет, что я его будто бы обложил матом. Ну, может, где-то и сказал ему что… Что он заслуживал. А что ж он хотел? В тылу отсидеться и чтобы ему никто ничего не сказал? Представление мое на орден где-то по пути в штаб дивизии застряло, а донесение пошло. Начальник артиллерии дивизии читает его и делает такую резолюцию: лейтенанта, мол, Прокофьева судить судом офицерской чести. Сук-кины они дети! Вот какой орден они мне решили вручить!

А я в полку уже два года с лишним. Почти всегда в бою. Воевал хорошо. Мои расчеты всегда стреляли неплохо. Ребята, офицеры полка, и говорят: знаем мы, мол, лейтенанта Прокофьева, не за что его судить. Судить меня не стали. А то бы пошел я прямиком в штрафную роту рядовым солдатом. Судить не стали, но награды лишили. Наградной лист в штабе дивизии порвали.

Ко мне и шпиона засылали. Приходит раз солдат с пополнения. И вдруг при мне заводит такой разговор: «Немцы воюют лучше». Я ему и говорю: «Ты тут язык прижми. Тебе-то самому кто мешает воевать лучше немцев?» - «А что я такого сказал?» - «А вот что. Мы еще не знаем, что ты за человек… И какой ты солдат, в бою увидим. А что касается нашей батареи, то мы немцев больше бьем, чем они нас». Правда, сразу же рот прикрыл. Но долго тишком все вынюхивал. Ребята потом мне, то один, то другой: про тебя, мол, лейтенант, все выпытывает. А потом солдат тот неожиданно пропал. И особняк наш меня вызывал, «два ноля», как мы его звали. Но тот ласковый такой, гад, скользкий. Что и спросит, сразу не поймешь, к чему, сволочь, клонит. Прямо не скажет: ты, Прокофьев, сукин сын такой-сякой, чтобы порядок и дисциплину держал, а то я тебя в штрафную!.. Нет, скучаю ли по дому да какое настроение у бойцов? Какое у бойцов настроение?. Немцев поскорее угондобить! Вот какое настроение, говорю ему. Посмеется, сигаретку помнет и опять: «А что из дому пишут?» Тьфу! Как будто я дурак такой, что тут же и душу свою ему выложу!

Конечно, я понимаю, человек я и на фронте был непростой. Анкета с изъянцем. Да и характер у меня такой - прямой, как добросовестно выструганная оглобля. Если что, так прямо и скажу: замудонец ты последний! Будь там хоть мой заряжающий или сам капитан Страхов. И никто на меня зла и обиды не держал. Кроме капитана Страхова.

Поэтому с солдатами и офицерами, с кем мы вместе месили дороги войны, отношения у меня были добрые, боевые. Никого я никогда не предал, ни за чью спину не прятался, никого под пули не подставлял. Когда надо было идти в пекло самому, шел, не придумывал, что у меня живот болит. А на передовой это сразу видно.

Долго я злился на капитана Страхова. Нет, не за орден. Хрен с ним, думаю, с орденом. Жив буду, ордена от меня не уйдут. Так оно, кстати, и вышло. Ордена-то, вон они! А Отечественной войны - целых два! Но капитана Страхова я ненавидел. За подлость его. Подопью, бывало, и думаю: ну, если сейчас в бой, пристрелю, собаку. Даже, помню, пистолет, свой безотказный ТТ, специально чистил и смазывал, на боевой взвод ставил… Так меня ранила его несправедливость.

Против нас стояли финские части. И немецкие горные стрелки. На пилотке у них был беленький цветок, эдельвейс. Эмблема такая. У убитых видел.

А сталинским соколам я простил. Когда в сорок четвертом мы уже вовсю наступали, на Мурманском направлении увидел я однажды такую картину.

Видимо, шла немецкая колонна. Растянута она была километров на пятнадцать. И вся была разбита и положена. И люди валялись - сотнями. И техника - машины, тягачи. Разбитые орудия. И мотоциклы, и велосипеды. Наши «горбатые» атаковали злее, чем их штурмовики U-87. А навстречу нам шли пленные немцы. Но надо сказать, они и пленные форс держали. А может, рады были, что выжили, что не валялись вот так, как их братья и однополчане, по обочинам дорог.

А тут, после Победы, приехал домой. Спрашивают: «Где ты воевал?» - «В Заполярье», - говорю. Смотрят недоуменно, и опять: «А разве там война была?» Инженер! В дорожном отделе, инженер. Я там работал тогда. Посмотрел я на него: «Там мы, - говорю, - пирогами с немцем кидались. Мои пироги - 120 миллиметров! Все как один!» Замолчал. А тут сестра родная: «Ты был в артиллерии?» - «Да, в артиллерии». - «Немца-то живого видел?» Тьфу ты, думаю! Хуже капитана Страхова…

Немца… живого… Повидал всякого - и живого, и мертвого…

Рассказал я вам про второе окружение. Расскажу и про то, как выходили из первого. В первый раз мы попали еще хуже. Две дивизии. С тылами. Летом было дело. Немец тогда лез напролом. Трепал нас здорово.

Выходили мы группами. В нашей было около семисот человек. Вывезли раненых. Ну, думаем, все, кончились наши мучения. А тут опять известие: снова отрезаны, второе кольцо. Собрались мы, остатки. Из 700 человек, может, только половина и осталась. С нами два лейтенанта. Командир пулеметной роты Колигов и Иванов, начальник штаба батальона.

Вот бывают же крепкие люди! Жизнерадостные, которые никогда не унывают. Счастье тому солдату на фронте, кому в командиры в трудный час такой человек достался. Были с нами и другие командиры, и званием повыше тех лейтенантов. Но они уже губы порастрепали… Сами уже не верили, что выйдем. Куда им солдат вести? В плен? А Колигов и Иванов - живые люди! Командование на себя приняли. «Ребята, мы вас выведем!» Мы сразу к ним. Знаете, как солдат к офицеру льнет, когда кругом дело хреновое…

А стоял август, середина. Везде валялись листовки: русские, сдавайтесь в плен!

Однажды сели на отдых. Сидим. Рядом с нами человек застонал. Смотрю, раненый. Мучается. Но не нашего подразделения - чужой. Бросили… А у нашего ротного ординарец был, чернявый такой, верткий, не то цыган, не то еврей. Когда вставать стали, раненый за него ухватился, так тот его отпихнул. Мы вместе с Зыбиным шли. С туляком. Хороший он был парень, Зыбин. Век его помнить буду. И все это мы с Зыбиным видели. «Саш, - говорит, - давай возьмем. Человек хоть и не наш, чужой, а жалко». Осмотрели мы его. Грудь насквозь прострелена. Легкие пробиты. Хрипит. Пена кровавая на губах. Да, думаю, если оставим, пропадет человек.

Я ствол минометный нес. Зыбин - лафет. Железки нам достались тяжелые. У Зыбина еще и карабин за плечами. У меня - мой ТТ и вещмешок. Мешок я не любил носить. Он у нас с Зыбиным один на двоих был. И мы с ним всегда менялись: я брал его карабин, а он - мешок.

Ведем раненого. Несем свой миномет. Раненый меня спрашивает: «Браток, куда идем?» - «Не знаю», - говорю. Когда Зыбин его вел, все утешал: скоро, мол, скоро выйдем, немного осталось… А все идем, идем, идем. Отставать стали. Тогда он, раненый наш, остановил нас. Дышит уже тяжело, идти почти не может. «Оставьте меня, ребята, - говорит. - Спасибо вам. А то вы и сами отстанете и пропадете из-за меня». А мы с Зыбиным тоже уже из сил выбились, друг другу в глаза не смотрим. Хоть бросай человека…

Смотрим, командир взвода идет, младший лейтенант Дмитриев. Я ему и говорю, что, мол, ведем раненого, а минометы тоже не бросишь… «Минометы не бросать, - говорит. - За минометы головой отвечаете. А по поводу раненого идите к начальнику штаба. Что он скажет». Я подошел к лейтенанту Иванову: «Товарищ лейтенант, мы раненого ведем. А у нас миномет. Тяжело». Начштаба тут же подозвал бойцов из взвода связи и приказал им взять раненого.

Передали мы раненого с рук на руки. А тут и приказ: «Встать! Шагом марш!» Надо было спешить, пока немцы сплошное кольцо не образовали. Взвалили на плечи свой миномет и пошли дальше.

Прошли еще километра три-четыре. Тут и вышли.

Смотрим, кухни нас уже ждут. Вперед-то разведка ушла. По бокам - боевые охранения. Словом, двигались мы, как положено по уставу. Лейтенанты наши хорошими командирами оказались.

Стали нас кормить. Перевязывать. Раненых сразу грузили на повозки и отправляли в тыл. А у связистов, это я запомнил, была белая лошадь. Они вели ее в поводу. На лошади сидел их раненый. Шли они следом за нами. Смотрим, своего раненого они ссадили с коня и погрузили на машину. Я к Зыбину: «Зыбин, ты не видел, нашего-то погрузили на отправку?» - «Нет, - говорит, - не видел. Пойду спрошу у связистов». А связистов тех он знал, еще в финскую вместе с ними был. Я с Зыбиным к ним. «Где раненый, которого мы вам передали?»- спрашивает Зыбин связистов. «Помер ваш раненый дорогой». - отвечают. «Как помер?»

Оказывается, не довезли они его метров сто. Бросили, сволочи. Я тогда к начальнику штаба: так, мол, и так, человека-то оставили! Лейтенант выслушал меня и говорит им: «Живого или мертвого - несите сюда! И мне лично доложите!» Погнали повозку. Смотрим, возвращаются с нашим раненым. Живой! Перегрузили мы его на машину и - в тыл.

Фамилию свою он называл, да я не запомнил. Запомнил только, что он мой погодок, с 1916 года. Ленинградец. Вот этого человека мы с Зыбиным спасли.

Был у нас в расчете подносчик мин. Лезгин Гаджимамедов. Смелый такой малый. Ребята над ним все, бывало, посмеивались. Язык наш, русский, он знал плоховато. Коверкал слова. Вот ребята и передразнивали его. А я защищал. И он меня за это звал отцом.

Первым в нашем расчете ранило его. Во время бомбежки.

Немцы бомбили беспрестанно. Я в сердцах бранился: «Сукины дети, наши сталинские соколы! Летают выше всех… быстрее всех… Такой бой, и ни одного нашего самолета!» Думал: останусь живой, первому встречному летчику набью морду. Зарок такой дал себе. И точно, набил бы! Но потом все сразу им и простил. Увидел, как они в одном месте обработали немецкую оборону, сколько трупов навалили, сколько танков подожгли, машин, сколько орудий и техники исковеркали, и все им простил. Илы. Они поработали, «горбатые», как мы их называли. Но это было потом.

А моего подносчика ранило во время первой же бомбежки. Самолет налетел, мы попадали на землю. А он, падая, рукой ухватился за березку. Осколок так и резанул ему по руке. Да сильно! Самолет улетел. Мы вокруг Гаджимамедова заметались. Крови еще не видели. Первый раненый. Он вскочил на ноги. Потом упал, бьется. Зовет: «Отца! Отца!» Это он меня звал так. Перевязали, отправили в тыл.

Больше он к нам в минометную роту не вернулся.

Ранним утром 22 июня 1941 года немецкие войска вторглись на территорию Советского Союза. Так началась война, позднее названная Великой Отечественной — по аналогии с войной 1812 года против Наполеона.

Карелия приняла на себя удар одной из первых. И удар этот исходил не от немцев даже, а от соседей-финнов. Но давайте по порядку.

Без объявления войны

Так случилось, что Великая Отечественная война началась в воскресенье — в день, когда мирные советские граждане были меньше всего к ней готовы. С самого утра в Москве начались экстренные заседания и совещания, затем пошли первые приказы. Утром было решено, что в 12:00 с обращением к народу по радио должен выступить нарком иностранных дел Молотов.

Из выступления Вячеслава Молотова:

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек.

Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории…

…Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.

Сразу после этого по всей стране — с запада на восток — прошли массовые митинги. В Петрозаводске на общегородское собрание вышли тысячи человек. Мужчины и женщины выкрикивали антивоенные лозунги, заявляли о готовности защищать родину от агрессора.

Перед собравшимися выступили первые лица партийной и правительственной иерархии, в том числе тогдашний первый секретарь карельского комсомола Юрий Андропов.

Многие участники митинга на месте подавали заявления с просьбой направить их на фронт. По изданному в тот же день Верховным Советом СССР приказу призыву подлежали мужчины от 23 до 36 лет. Но заявления писали и более молодые, и более взрослые жители Карелии.

23 июня митинги прошли на предприятиях и в учреждениях города, в том числе на старейшем – Онежском заводе. Работники завода приняли резолюцию, в которой пообещали:

Мы будем работать только так, чтобы полностью обеспечить нужды нашей Красной Армии. Мы удвоим, утроим свои силы и разгромим, уничтожим немецких фашистов .

Рабочие Онегзавода на митинге. Фото: pobeda.gov.karelia.ru

Такие же собрания — пусть и не столь массовые — прошли на других заводах Карелии. Везде рабочие говорили об одном и том же: враг не пройдет, а мы для победы сделаем всё, что в наших силах. И на фронте, и в тылу.

Многие из рабочих действительно скоро оказались на фронте. Вообще в КФССР мобилизация первой волны прошла быстро, за какие-нибудь два дня: к вечеру воскресенья на призывные пункты явились около 60 процентов подлежащих призыву мужчин, к концу следующего дня план был практически выполнен.

Государственные мужи тоже без дела не сидели. 22 июня в семь часов утра началось заседание бюро ЦК КП (б) КФССР, на котором зачитали шифрограмму из Москвы (в ней сообщалось о внезапном нападении). Сразу после на совещание собрались наркомы, начальники управлений и их замы.

Около 10 утра в районы выехали работники ЦК и СНК республики: они помогали местным органам проводить военно-организационные мероприятия, в первую очередь мобилизацию военнообязанных в армию и флот.

Ополчение

24 июня Совет народных комиссаров СССР принял постановление о создании истребительных батальонов. Они должны были охранять предприятия в прифронтовой зоне и бороться с вражескими агентами и диверсантами. К началу июля в КФССР насчитывалось 38 батальонов (и в них 4325 человек).

Параллельно в районах формировались группы содействия истребительным батальонам (их набралось около сотни). Эти формирования наблюдали за обстановкой на местах и в случае появления противника должны были оповестить местное руководство.

5 июля Совнарком и ЦК Компартии республики приняли постановление «О создании отрядов народного ополчения». К середине июля было подано около 30 тысяч заявлений о вступлении в их ряды. В августе в Карелии действовали три полка, 32 батальона и пять отдельных рот ополчения. В них состояли порядка 22 тысяч бойцов.

Ополченцы охраняли важные объекты — дороги, мосты и так далее. В первые месяцы их использовали в качестве резерва для пополнения фронтовых соединений.

А еще ополчение помогало возводить оборонительные сооружения, военные аэродромы, дороги. Практически круглые сутки люди работали в лесах и на болотах, жили в палатках и землянках – и всё это в условиях нехватки еды, обуви и одежды.

Летом и осенью 1941 года из-за тяжелой обстановки на фронте карельские истребительные батальоны то и дело направлялись на передовые позиции, где вели бои с противником.

Из оперативных сводок НКВД:

…Сводный истребительный батальон в количестве 354 человек, созданный из Медвежьегорского, Пудожского, Беломорского, Кемского и Сегежского батальонов, с 28 сентября по 1 октября участвовал вместе с частями Красной Армии в боях с противником по обороне Петрозаводска. Батальон занимал рубеж от совхоза № 2, что юго-восточнее Петрозаводска, до Шелтозерского тракта, в течение 4 суток боем сдерживал регулярные части противника…

28 октября по распоряжению командования армейской группы медвежьегорского направления сводный Петрозаводско-Медвежьегорский истребительный батальон в составе 362 человек был направлен на оборону Медвежьегорска, где и находился до 5 октября 1941 г., ведя непрерывные бои с белофиннами…

На фронте

А тем временем на западной границе Карело-Финской ССР вовсю шли бои. Вообще, очередная советско-финская война началась 25 июня налетом советской авиации на финские аэродромы. Но для того чтобы понять, почему этот налет случился, нужно вернуться немного назад.

Вторая мировая, как известно, началась 1 сентября 1939-го, когда войска вермахта напали на Польшу. Постепенно в войну ввязывались всё новые и новые государства, формировались блоки и коалиции. Первые пару лет Германия шла к своей цели очень уверенно — быстро и почти без сопротивления завоевывала территории сопредельных государств, расширяя «жизненное пространство».

Так летом 1940 года гитлеровская армия завоевала Норвегию и тем самым подошла к финской границе. И финны испугались.

В то же время Суоми с опаской глядела на своего восточного соседа. Уже после начала Второй мировой между СССР и Финляндией вспыхнул конфликт, перетекший в так называемую Зимнюю войну. Три с лишним месяца войска громадной империи и маленькой республики воевали на Карельском перешейке и в Северном Приладожье, пока Финляндия не признала поражение и не заключила выгодный Москве мирный договор.

По Московскому миру в пользу СССР отходили Северное и Южное Приладожье, а также часть территории на севере современной Карелии. Благодаря этому Сталин в первую очередь смог отодвинуть госграницу на запад от Ленинграда — в условиях неспокойной международной обстановки это было очень важно. Но финны потеряли значительную часть своих земель и забыть этого не смогли.

Весной 41-го финны проводят серию переговоров с нацистской Германией, по итогам которых соглашаются стать частью плана «Барбаросса». Их задача — взять на себя советские войска севернее Ладожского озера и помочь захватить стратегически важный Ленинград.

С самого начала Великой Отечественной немецкая авиация использовала финские аэродромы как площадку для налетов на советскую территорию. В Москве об этом знали, и именно поэтому 25 июня Сталин принял решение атаковать финнов.

Финны на тот момент ждали подходящего момента, чтобы объяснить своему народу необходимость новой войны. И когда 25 июня советская авиация нанесла удар по финским аэродромам, где сидела авиация немецкая, финны получили повод заявить, что они находятся в состоянии войны. То есть это было не объявлением войны, а именно признанием факта, что страна уже находится в состоянии войны, потому что на нее напал большой сосед.

Финскому народу необходимость войны объясняли, напоминая результаты Зимней войны - значительные территории, отошедшие по мирному договору в пользу СССР. И финны считали, что они идут возвращать себе то, что было утрачено в ходе этой войны.

Момент для наступления финские власти выбрали дипломатически верно. Подожди СССР еще немного, финны сами бы начали атаковать - нападение было назначено на 1 июля. Но Москве не хватило терпения: решили взять на себя инициативу. Это было не совсем правильно и с военной, и с политической точки зрения - финны смогли представить себя как жертву нападения. На мой взгляд, это был серьезный промах советского руководства.

Военные действия на Карельском фронте (тогда его еще не выделили из фронта Северного) начались 1 июля: в тот день финские войска пересекли советскую границу. Противник вел наступление по нескольким направлениям — на севере (Кестеньга, Реболы) и юге республики. Главнокомандующий финской армией Карл Маннергейм официально заявлял, что цель «освободительного похода» — отвоевание территорий, отошедших к Советам по итогам Зимней войны.

Из приказа К. Маннергейма, изданного 10 июля 1941 года:

В ходе освободительной войны 1918 года я сказал карелам Финляндии и Беломорской Карелии, что не вложу меч в ножны до тех пор, пока Финляндия и Восточная Карелия не станут свободными. Я поклялся в этом именем финской крестьянской армии, доверяя тем самым храбрости наших мужчин и жертвенности наших женщин.

Двадцать три года Беломорская и Олонецкая Карелии ожидали исполнения этого обещания; полтора года Финская Карелия, обезлюдевшая после доблестной Зимней войны, ожидала восхода утренней зари.

Бойцы Освободительной войны, прославленные мужи Зимней войны, мои храбрые солдаты! Настает новый день. Карелия встает своими батальонами в наши марширующие ряды. Свобода Карелии и величие Финляндии сияют перед нами в мощном потоке всемирно-исторических событий. Пусть Провидение, определяющее судьбы народов, поможет финской армии полностью выполнить обещание, которое я дал карельскому племени.

Солдаты! Эта земля, на которую вы ступите, орошена кровью наших соплеменников и пропитана страданием, это святая земля. Ваша победа освободит Карелию, ваши дела создадут для Финляндии большое счастливое будущее.

В 1942 году Адольф Гитлер приехал к Маннергейму — поздравить барона с днем рождения и обсудить планы борьбы с Советским Союзом. Фото: waralbum.ru

На территории КФССР против советских войск действовала Карельская армия. 10 июля основные ее части пошли в наступление на Онежско-Ладожском перешейке. Начались затяжные и жестокие бои. Финны взяли станцию Лоймола – тем самым они перерезали важную железнодорожную линию коммуникации между советскими частями. 16 июля противник захватил Питкяранту.

Достигнув побережья Ладожского озера, финская армия развернула наступление одновременно на трёх направлениях: петрозаводском, олонецком и сортавальском. Советские войска отступали, ведя упорные бои с превосходящими силами противника.

Постепенно финны захватили всё Северное Приладожье, а к началу сентября взяли и Олонец. Противник продвигался в глубь Карелии ценой тысяч жизней с той и другой стороны. В конце сентября финская армия повела решающее наступление на Петрозаводск.

На эти цели в район боевых действий из резерва были брошены еще две пехотные дивизии Карельской армии и несколько танковых батальонов. 30 сентября они прорвали оборону и устремились к Петрозаводску. Командование Петрозаводской оперативной группы получило приказ оставить столицу и отошло на северный берег реки Шуи. Финские войска вошли в карельскую столицу 1 октября ранним утром – в 4 часа 30 минут.

Оккупация

Приход финнов кардинально изменил жизнь на всей захваченной территории КФССР (а противник подчинил себе около двух третей республики). По мере продвижения Карельской армии на восток советские власти эвакуировали мирных жителей, учреждения и предприятия в глубь Советского Союза.

К концу года неокупированными остались лишь несколько районов Карелии, в которых производилось меньше одной пятой доли промышленной продукции. На восток страны было эвакуировано более 300 тысяч человек. Удалось вывезти оборудование 291 предприятия, в том числе Онежского завода, петрозаводских лыжной и слюдяной фабрик, Кондопожского и Сегежского ЦБК.

Предприятия эвакуировались в крупные промышленные центры, где довольно быстро вновь приступали к выпуску продукции. Эвакуировать пришлось и Карело-Финский государственный университет (он переехал в Сыктывкар).

После того как финны оккупировали Петрозаводск, столица республики временно перебазировалась сначала в Медвежьегорск, а затем в Беломорск.

После оккупации большей части КФССР финские власти начали наводить в республике свои порядки. В управлении оккупанты использовали национальный принцип: населявшие республику народы были разделены на «родственные» (более правильный перевод — «национальные») и прочие (соответственно, «ненациональные»).

К «национальным» относили карелов, финнов, вепсов, ингерманландцев, мордву, эстонцев. Нацпринадлежность влияла на зарплату, распределение продовольствия и даже на свободу передвижения. С самого начала Маннергейм планировал выслать «неродственное» население на территории СССР, оккупированные немецкими войсками.

В Карелии финны организовали концентрационные лагеря, через которые, по некоторым данным, за годы оккупации прошло чуть меньше 24 тысяч жителей Карелии. Всего на территории республики действовали 24 лагеря, из них шесть – в Петрозаводске.

Юрий Килин, доктор исторических наук:

Население на оккупированной финскими войсками территории в декабре 1941 года насчитывало примерно 86 тысяч человек, примерно поровну - представителей финно-угорских народов и остальных, в основном русских.

Примерно половина «ненационального» (epäkansalliset) населения, около 20 тысяч человек, была помещена в шести концлагерях в Петрозаводске. В этом было самое главное отличие финской оккупации от немецкой: немцы, как правило, не помещали гражданское население за проволоку, считая это нерациональным с экономической точки зрения.

Финны же организовали концлагеря не только для военнопленных, но и для гражданских, действуя по иррациональным основаниям – вдохновляясь националистическими идеями своего превосходства над славянами.

На оккупированной территории планировалось создание чистого в расовом отношении государства – Великой Финляндии (Suur-Suomi). Славянский элемент им был не нужен. Военное командование вообще выступало за то, чтобы абсолютно всех славян поместить в концлагеря. Политическое руководство сочло это излишним, и поэтому в лагеря поместили около половины гражданского (преимущественно славянского) населения.

До этого не додумался даже Гитлер, и в этом смысле финны, кстати, далеко превзошли немцев, которые никогда такое количество населения (в процентном отношении) в лагеря не помещали.

Замысел у финнов был незамысловатый: помещаем славян в лагеря, а когда основные военные задачи будут решены, все они будут депортированы на территорию «исторической России» — южнее реки Свирь.

Отношения финнов к «национальным» народам строились по-другому. Карелов и вепсов оккупанты считали младшими братьями, частью «Великой Финляндии». Им выдавали более весомые пайки, у них была более высокая оплата труда, выделялись земельные участки, обеспечивался свободный доступ в церковь.

Карелам можно было держать свое хозяйство. Свобода передвижения, конечно, была тоже ограничена: нужно было получать разрешение. Но всё-таки для местного финно-угорского населения жизнь была вполне приемлемой — по крайней мере, в экономическом смысле.

Из книги «Политическая история Финляндии 1805-1995 гг.»:

Финны считали себя освободителями Восточной Карелии: им казалось, что наконец-то идея родства народов обретает реальное воплощение. Четвертая часть проживающих в Восточной Карелии (85 тысяч человек) не покинула родных мест. Большинство из них, однако, относилось к финнам в основном так же, как всегда относятся к оккупантам.

Финны развернули среди соплеменников активную миссионерскую деятельность, опираясь главным образом на церковь и школу. Часть русского населения Восточной Карелии (около 20 тысяч человек) была отправлена в концентрационные лагеря, в которых питание было особенно плохим.

Несмотря на постоянные отступления, к середине декабря 1941 года советские войска окончательно остановили продвижение вражеских армий на всех направлениях Карельского фронта. Линия фронта стабилизировалась на рубеже: южный участок Беломорско-Балтийского канала — станция Масельгская — Ругозеро — Ухта — Кестеньга — Алакуртти.

Планы противника, рассчитанные на быстрый захват северных районов СССР, провалились. Советским войскам удалось сохранить главную базу Северного флота — Полярный, незамерзающий порт Мурманск, северный участок Кировской железной дороги (с железнодорожной веткой Сорокская — Обозерская), по которому проходили грузы из Мурманска. На юге Карелии и на Карельском перешейке финским и немецким армиям не удалось соединиться и создать второе кольцо блокады.

Последняя значимая военная удача финнов — захват Повенца 6 декабря (было очень холодно, температура достигала -37 градусов по Цельсию). Тем самым противник перерезал сообщение по Беломоро-Балтийскому каналу, что было крайне важно со стратегической точки зрения.

В тот же день — 6 декабря — Великобритания объявила Финляндии войну. На следующий день то же самое сделали британские доминионы — Канада, Южно-Африканский союз, Новая Зеландия и Австралия.

Линия фронта в Карелии стабилизировалась. Изменится она лишь через два с половиной года — с освобождением республики от финских захватчиков. Всё это время более 80 тысяч жителей КФССР существовали в жестких условиях оккупации.