Истории родителей дети которых умерли от рака. Принять смерть или биться до конца: история женщины, дочь которой умерла от рака. Ты была сильной, даже когда могла быть слабой
В этой колонке мы не будем рассказывать, сколько сил, терпения и денег было потрачено на лечение маленькой Наташи, очевидно, что литовские врачи испробовали все возможные варианты, но болезнь возвращалась, брала вверх, отбирала последнюю надежду… Однажды медики сказали Татьяне и Юрию Ященко, что шансов на выздоровление больше нет. Родители собрали все чувства в кулак, в том числе боль и желание бороться до конца, и приняли сложное решение - вернуться умирать (как бы это больно не звучало) в родной дом, в родную страну и в родной город.
«Я вам обещала писать дальше, так вот я начинаю рассказывать о всем, что мы прошли. Думаю, что начну рассказ с темы паллиативной помощи для умирающего ребенка. Если захотите узнать или задать вопрос - будем рады ответить, а так же я мечтаю пригласить в Кременчуг детского онкогематолога, который лечил Натульку и если бы у нас в Кременчуге был такой доктор, все было бы намного легче для наших детей с гематологическими и онко заболеваниями, но это немного позже, а сейчас о самом тяжелом.
Самое страшное - слышать, как тебе говорят, что твой ребенок умирает и ему остается мало времени. После этого только мы, родители, выбираем как жить дальше - принять это или биться (если это можно так назвать) дальше. Все родители деток с онко в какой-то степени становятся медиками и мы иногда, а в нашем случае я не боюсь сказать, что мы знаем больше всех наших докторов вместе взятых. Мы могли остаться в Литве, мы могли вернуться в Полтаву, как делают все родители, и ждать самого страшного момента, но мы выбрали ДОМ.
Мы делали, как лучше для Натульки, она хотела домой и мы ни разу не пожалели, да нам пришлось видеть самое страшное, мы сами ставили капельницы и набирали анализы из катетера, мы сами обрабатывали вылезший катетор, который начал гнить из-за пониженных лейкоцитов, мы сами приняли решение о том, чтобы не капать дальше тромбоконцентрат и эрмассу, потому что это только продлило бы мучения, а транспортировка Натульки в больницу могла бы закончиться летально еще в машине скорой помощи. Но если бы мы на все это не пошли, наша доченька не увидела бы родных, а мы не увидели эти самые дорогие для нас улыбки.
Популярные статьи сейчас
Многие родители считают, что если они до последних минут сражаются и находятся в больнице, то они делают лучше своим детям, никто не спрашивает детей, чего им хочется. Очень тяжело принимать то, что твой ребенок уйдет от тебя, но разве не лучше, чтобы облегчить хотя бы морально своему малышу последние месяца, недели или дни. Ведь вернувшись домой, у ребенка есть возможность расслабиться и не бояться докторов, покушать любимые блюда, выйти на улицу и поиграть своими любимыми игрушками.
Нам, родителям, может и тяжело, но для нас было бы тяжелее ходить в реанимацию и сидеть думать, как там твой ребенок - плачет или нет. А дома ты можешь лечь рядышком или сесть в любое время суток и обнимать. И целовать, а также знать, что тебе никто не скажет «Вам пора уходить».
Мы первые в нашем городе, кто вернулся домой и только благодаря Надежде Ивановне Боровик смогли это все пройти. Низкий поклон и огромные обнимашки, Человек с Большой Буквы, ведь у нас в городе доктора не знают что с такими делать. Я не хочу кого-то обидеть, но когда доктор приходит без маски и заходит в уличной обуви к ребенку с диагнозом лейкоз, ты понимаешь, что он даже не читал ничего об этом.
От осознания подобного становится противно и обидно, ведь вы, доктора, сами выбрали для себя профессию врача и вы должны быть фанатом медицины. А значит надо читать в интернете и на сайтах для медиков все новое, вы должны обучаться новому, вы должны идти впереди болезни и мечтать о том, чтобы спасти или как минимум помочь больному, а не отсидеть свои часы на стуле.
Простите, это эмоции, но это правда. Когда мы ехали домой из Литвы, нам доктора выписали рецепты на наркотики (так их называют в Украине). Итак, пришло время рассказать, как обезболивают детей с раком в Литве. Во время химиотерапии, когда у деток появились боли либо от мукозида, то есть, когда лезет слизистая или желудок, детям начинают капать морфин - 1 или 2 ампулы на 50 шприц, капают со скоростью 0,5 или 1, могут увеличить до 2 ампул на шприц и капать со скоростью 2- 3 мл в час. И никто не привыкает и не кричит, что это наркотики, это цивилизованная страна. Детки, как Наташа. для которых необходимо паллиативное лечение, получают в начале не морфин а пластырь с морфином, приклеили на 3 суток пластырь с определенной дозировкой и все, так же есть трамадол в каплях, набрали в шприц нужное количество и в ротик, это цивилизованный ПОДХОД. Нам выписали на все это рецепты по показаниям, у них в Литве тоже эти препараты по розовым рецептам и строго контролируется, но все можно по назначению купить в аптеке.
Стоимость пластыря за 5 штук - 4,95 евро, на наши деньги приблизительно 30 гривен 1 штучка.
Когда мы прилетели домой, мы предупредили, что Наташа на морфине и что пока у нас есть морфин литовский, но нам потом нужен будет морфин украинский, но… В нашей стране в детской практике даже в реанимациях его так не применяют, как в Литве, не говоря уже о том, чтобы обезболить во время химиотерапии, по закону нам розовый рецепт на морфин может выписать участковый… Но не в нашей стране, ведь это НАРКОТИК И НЕВАЖНО, ЧТО НА ЧЕРНОМ РЫНКЕ ВСЕ ЕСТЬ, НЕВАЖНО, ЧТО РЕБЕНКУ ЕСТЬ НАЗНАЧЕНИЕ И ЕГО ДОЛЖНЫ ВЫДАТЬ БЕСПЛАТНО!!!
Нам его все-таки выдали и Слава Богу все вовремя, благодаря только докторам, в которых еще остались человечность и желание помочь и менять эту устаревшую систему.
Редакция Clutch приносит свои самые искренние соболезнования семье Ященко.
Врачей часто демонизируют, обвиняя в цинизме, равнодушии. Иногда — за дело, но чаще — по инерции. Наверное, нам известно слишком мало положительных примеров. Сегодня мы рассказываем об одном из них - о детском враче-онкологе, Ольге Григорьевне Желудковой.
Когда я училась в школе, наша семья пережила страшную ситуацию: папе ошибочно поставили онкологический диагноз. И я вспоминаю, как родители переживали, как они рыдали — слово «рак» тогда воспринималось как ужасная трагедия, как конец. Но папа категорически отказывался от лечения, которое ему предлагали. Через полгода оказалось, что диагноз поставили неверный: подозревали саркому, а оказалось, что это было воспаление сустава - артрит! Тогда я еще не понимала, насколько это все серьезно. За эти полгода мы смирились, психологически примирились с тем, что близок конец. А тут не конец, а начало только оказалось!
***
В детстве я несколько раз лежала в больнице и знаю, каково там может быть. Но врачи тоже разные бывают: все зависит от характера человека, а совершенно не от профессии. Цинизм — это не поголовная характеристика, равнодушных врачей очень мало: они же понимают, что если выздоравливает пациент — это в том числе и их заслуга.
***
Мне кажется, что если человек сам, без подсказок решает стать врачом, то уже предрешено, что он будет хорошим врачом. Я и моя сестра — а мы близнецы — обе захотели быть врачами. Это желание было связано с болезнью отца, а когда выяснилось, что его диагноз не подтвердился — стало еще интересней.
Желание изучать медицину было настолько сильное, что мы днями и ночами готовились для поступления в институт! Поступили в первый же год, обе на факультет педиатрии. Сейчас сестра — детский реаниматолог, а я 15 лет работала педиатром, в 1989 году случайно попала в детскую онкологию и так здесь и осталась. И не могу себя представить без своей работы...
***
Моим учителем в онкологии был профессор Аркадий Фроимович Бухны, я во всем брала с него пример. Во-первых, он трудоголик. Он считал, что своим трудом ты можешь добиться, чего хочешь. Во-вторых, он любил экспериментировать с лечением и очень приветствовал интерес к новым разработкам, новым идеям, тактикам. И, наконец, он свою работу очень любил, всегда подолгу задерживался в больнице.
***
Однажды я сама оказалась на месте того врача, который поставит папе ошибочный диагноз. Точнее, диагноз я все-таки не поставила, но ошибку совершила... Я тогда только окончила институт и работала педиатром, ко мне в кабинет привели ребенка с припухлостью в области шеи. Ни о чем не задумываясь, я написала ему направление в онкоцентр на обследование. Онкология не подтвердилась, это был воспалительный процесс, но родители после сказали, что я нанесла им серьезный моральный ущерб — таким ударом для них стало направление в онкоцентр.
***
Страх перед онкологией велик. У моего мужа — он тоже врач — руководитель, доктор медицинских наук, в 70 лет заболела раком носоглотки. Когда я вела ее на лучевую терапию, она, профессор, меня спрашивала: “Олечка, все же скажите, пожалуйста, чем я больна?” Мне пришлось сказать ей, что у нее доброкачественная опухоль. Эта женщина прожила еще 15 лет, и так и не знала, что у нее была онкология...
Слово «рак» всегда вызывает страх, что жизнь непременно оборвется. Но, ведь это не так! Сейчас даже такие страшные опухоли, как опухоль головного мозга, лечатся, хотя я застала то время, когда такой диагноз считался приговором. В последние годы энтузиазма еще больше, потому что с каждым годом прогресс в лечении все существеннее.
***
Врачу надо быть тонким психологом, очень аккуратно объяснять, что с человеком происходит, чтобы он не вышел из кабинета и не выбросился тут же из окна. Ты должен объяснять ситуацию так, чтобы людям было не так страшно.
С детьми, особенно с маленькими, проще. Взрослые, когда заболевают, уходят в себя, сильно переживают, у них появляется какая-то внутренняя апатия. А ребенок заходит в кабинет, ты ему говоришь: «Привет!». Он тебе отвечает: «Привет!». Если он ответил, значит, уже есть контакт.
***
О диагнозе родителям своих пациентов я всегда говорю прямо — для того, чтобы они еще больше внимания уделяли ребенку, чтобы он получил все, что возможно и невозможно в этой жизни. Может быть, и только для этого. Понимаете? Ну, и потом, они должны знать всю правду. Ребенку знать правду совершенно не нужно. Это, я считаю, решение родителей: сказать или не сказать.
***
Врач должен сдерживать свои эмоции, как бы ни было тяжело, он обязан быть спокойным и сдержанным. Может быть, это принимают за врачебный цинизм? Не знаю. Но иначе у пациентов и их родителей могут опуститься руки.
Однажды ко мне в кабинет пришла мама с очаровательной девочкой. Просто кукла, такой чудный ребенок, что от нее невозможно глаз оторвать! И она больна серьезнейшим заболеванием... Я отвернулась, потому что слезы навернулись на глаза — я знала, что эта девочка неизлечимо больна...
***
Мое мнение однозначное: поддерживать и вселять надежду всегда нужно, даже если ситуация серьезная. Это очень важно.
Родителям многих моих пациентов врачи прямо говорили: «Ваш ребенок жить не будет, не тратьте силы на лечение». Я считаю, что в любом случае нужно лечить до конца. Хотя есть болезни, которые невозможно остановить. Но даже если лечение не убьет опухоль, оно остановит ее рост и, значит, продлит жизнь ребенку. А это позволит больше общаться родителям со своим ребенком. Для них же это тоже важно.
***
Я никогда не кричу на больных или их родственников — это мое правило. Хотя иногда, наверное, хочется и покричать, врачи — тоже люди, они могут сорваться, но я не позволяю себе повышать голос. Родители больных деток — очень ранимы, они приходят со своей серьезной жизненной ситуацией, как можно с ними конфликтовать? Иногда маму с больным ребенком бросает муж, ее выгоняют с работы — она потеряна, брошена. Так что как бы ты не устал, как бы тебе не было тяжело, все равно ты всегда должен хорошо встретить своих подопечных, подбодрить, помочь. А себя — держать в руках.
***
Наверное, наше главное профессиональное свойство — не верить себе до конца, все подвергать проверке. Ты как врач всегда перепроверяешь свое решение. Как наш директор говорит: «Нужно переспать с этим мнением». Тебе приходится тщательно все обдумать, взвесить, сопоставить, почитать, прежде чем принять решение в каких-то сложных, нестандартных случаях. Бывает, морфологи поставили один диагноз, ты смотришь томограммы и начинаешь сомневаться... Бывает, в каких-то сложных, редких случаях три разных учреждения ставят три разных диагноза! И как быть, как лечить? Ты должен сделать выбор, должен на чем-то остановиться…И не имеешь права ошибиться.
***
Врач — уязвимая профессия. Обидно и горько слышать, как нас называют убийцами, циниками. В СМИ очень мало говорят о положительных случаях, а об отрицательных — сколько угодно! Причем, в совершенно дикой интерпретации.
Не так давно был сюжет по телевидению про мальчика, который болел раком более 5 лет, но точный диагноз поставить не могли. Я в то время написала письмо в различные клиники с просьбой помочь в установлении диагноза — откликнулись немцы. В тяжелом состоянии мальчика отправили в Германию, ему неоднократно проводили биопсию образования спинного мозга и поставили диагноз, назначили химиотерапию. Но он уже так долго и тяжело болел, что химиотерапия привела к осложнениям, и он умер. Органы ребенка, с согласия родителей, были взяты на исследование, чтобы иметь возможность изучить это заболевание глубже — при жизни такое исследование невозможно. А телевидение преподало эту историю так: врачи убили мальчика, отключив его от аппарата искусственного жизнеобеспечения, и забрали все внутренние органы на эксперименты!..
Такое очень обидно слышать.
***
Ни один врач не хотел бы ошибаться — это надо понимать.
Что касается онкологов, у нас существует кооперация врачей. Скажем, недавно мне звонил врач из Пскова, к ним в отделение реанимации поступил 7-месячный ребенок в коме. Сделали томографию, обнаружили множественные образования. И врач сразу звонит в Москву с просьбой проконсультировать ребенка. Он неравнодушен! Врачи серьезно относятся к работе, они готовы учиться — я это вижу.
***
Я не стесняюсь просить прощения у родителей, когда приходится расписаться в собственном бессилии — в случаях, когда излечение невозможно. Но стараюсь говорить им теплые слова, поддерживать их. Бывают такие ситуации, когда у меня тоже слезы на глаза наворачиваются. Нужные слова я всегда нахожу. Наверное, потому, что мы, онкологи, видели много родительского горя и прочувствовали его.
***
Дети, поборовшие онкологическое заболевание, остаются полноценными людьми — об этом надо говорить.
Раньше считалось, что после химиотерапии пациенты стерильны — у них не может быть детей. Недавно моя бывшая пациентка стала матерью. Она получила облучение всего головного и спинного мозга, и эндокринолог ей сказал: “К сожалению, у вас детей не будет”. Гинекологи пугали баснями: тем, что во время беременности обязательно случится рецидив. Но все прошло благополучно, родился здоровый мальчик.
***
Я помню своих маленьких пациентов. Большинство. И тех, кто выздоровел, и тех, кто ушел от нас. Иногда те пациенты, которые умирают, даже в свои последние дни просят меня приехать — я приезжаю к ним на консультацию. Бывали случаи, когда я приезжала домой, чтобы побыть с родителями вместе и если нужна была какая-то помощь ребенку. Вон, на полке, стоит фотография, портретик, видите? Этот мальчик умер от неизлечимой опухоли ствола головного мозга. Мама принесла его портрет уже после его смерти, попросила, чтобы он стоял здесь, в моем кабинете. Потому что этот мальчик с радостью приходил сюда, и как-то сказал: «Мне с этой тетей хорошо»...
***
Дети умирают иначе, чем взрослые. У них нет подавленности, они уходят легко. Это светлая смерть. Я когда дежурила в онкоцентре на Каширке, старалась быть рядом с теми, у кого был близок конец. Дети не страдают морально. И мы делаем все, чтобы они не мучились физически. Но даже тяжелые живут надеждой, что их вылечат.
***
Чудес в онкологии не бывает. Хотя эта область вообще трудно предсказуема.
Например, у нас сейчас наблюдается мальчик, который болен злокачественной опухолью головного мозга. После окончания лечения через 3 года у него выявили метастазы. Мы проводили все виды терапии, которые применяются в случае рецидива, но никакого эффекта не было! И доктор, лучевой терапевт, сказал маме мальчика: «Не нужно лечить ребенка, он у Вас все равно умрет». Прошло 4 года, а этот ребенок жив! У него сохраняются изменения в спинном мозге, которые невозможно оперировать, но никакого прогрессирования нет, ребенок совершенно стабилен уже на протяжении нескольких лет. Такие случаи бывают. Я не знаю, как это объяснить...
***
Я верующая, и всегда верила. У нас в семье очень верующей была бабушка, это, наверное, наложило свой отпечаток. Знаете, в детстве, когда подрастаешь, начинаешь себя осознавать, что-то понимать, вера, Церковь как бы тебя и не касается — ты совершенно другим увлечен. А вот, наверное, после окончания института, когда я стала работать, стала задумываться.
Хотя вера и не стала ведущим в моей жизни.
Но я приветствую, когда родители моих пациентов ходят в церковь. У нас еще с 1990-х годов есть храм в больнице. На службы ходят многие родители. Они понимают, что в храме получат психологическую помощь, в которой они нуждаются. Но это не означает, что они должны относиться к вере, как к средству от болезни, как к волшебной палочке. Это отношение неправильное, потребительское...
***
Если б у меня была возможность пережить жизнь заново, я думаю, что пошла бы по той же стезе. Потому что это такое счастье — здесь работать. Такое удовлетворение, когда мои пациенты, уже подросшие, повзрослевшие, ко мне приходят, и я могу узнавать, как у них складывается жизнь.
У нас, например, даже пара сложилось: девочка из Вологды и мальчик из Москвы, оба излеченные от злокачественных опухолей. Они познакомились в санатории «Русское поле», поженились, у них уже ребенок есть.
Или, к примеру, всем известная Катя Добрынина. Ей врач в ее родном городе сказал: «Не лечите, она все равно умрет», а сейчас она уже 19-летняя красивая девушка. Три месяца после больницы она жила в монастыре, а сейчас поступила в Университет и учится на 1 курсе.
Лечился у нас также парень из Армении, Мнацаканян, после окончания лечения не ходил, не говорил, у него была серьезная депрессия. Родители отказывались возвращаться в Армению, и его, вместе с родными, отправили на реабилитацию в Московский хоспис. А через год, накануне 8 марта открывается дверь моего кабинета: с букетом тюльпанов стоит Мнацаканян! Сейчас, говорят, он в футбол играет во Франции. Представляете? Вот это - счастье...
***
Моя дочь — врач-гематолог. Она тоже сама выбирала профессию. Закончив школу, сказала: «Я хочу быть врачом» и пошла подавать документы в три медицинских института в Москве. С первой попытки не поступила никуда — я думаю, что тут ее такое «все знаю, все смогу!» (ведь оба родителя врачи) не позволило ей пробиться. А на следующий год поступила — туда, куда хотела. Она, также как и я, любит учиться; у нее есть очень хорошая врачебная черта — не доверять себе, перепроверять. А ее маленькая дочь, моя внучка, уже тоже мечтает стать доктором, и не кем иным!
Маленькая Елена Дессерих, узнав о смертельном диагнозе, стала оставлять по дому трогательные любовные послания для родных.
«Мам, папа, Грейс — я люблю вас».
В 2007 году, возрасте 5 лет у девочки внезапно, в одночасье, начались проблемы с речью. Обеспокоенные родители повезли ее к врачам и там узнали, что их дочь обречена.
«После МРТ врач вышла к нам в коридор в слезах. Она сообщила нам, что у Елены диффузная глиома ствола головного мозга, редкая опухоль, встречающаяся у детей. Вылечить ее невозможно».
Онкологи рассказали родителям, что девочке осталось жить не больше 135 дней. Их предупредили, что малышка постепенно будет терять способности говорить, двигаться и однажды перестанет дышать. Все, что им оставалось, это просто наблюдать угасание.
Маленькая Елена обманула смерть дважды: она прожила почти вдвое дольше назначенного, целых 255 дней, прежде чем рак убил ее. И она оставила по всему дому: в книгах, за шкафами, под мебелью записки с признанием в любви к маме с папой и маленькой сестренке.
«Грейс было три годика, когда Елене поставили диагноз. Мы договорились не рассказывать ей всех подробностей, а только сообщили, что у старшей сестры болезнь в голове».
Два года после смерти дочери и сестры семья находила тот тут, то там послания от нее. «Каждый раз мы плакали, понимая, насколько сильно она любила нас и как она хотела, чтобы у нас все было хорошо».
Родители все 255 дней вели дневник, записывая все, чем жила Елена в последние дни. Эти записи не были предназначены для публикации, но издательство «Нью-Йорк Таймс» уговорило Кейт и Брука Дессерихов выпустить дневник в виде книги, ограниченным тиражом. 300 экземпляров «Записок, оставшихся после» были распроданы на благотворительном аукционе. Затем книга пережила еще одно издание.
Все средства от продажи книги пошли в фонд, организованный родителями Елены. Фонд помогает детям с тяжелейшими формами рака. Принцип фонда «Сделать все возможное для этого ребенка». В каждый момент времени средства фонда направляются только на помощь одному ребенку. Деньги идут на любые операции и экспериментальные способы лечения, которые могут помочь с самыми редкими формами рака.
«Тот случай, что был у нашей дочери, настолько редок, что на его исследования просто не выделяются средства, это считается непрактичным. Мы, как частный фонд, не можем оплатить фундаментальные исследования всех редких форм рака, но мы тратим все силы на помощь в каждом конкретном случае», — рассказала Кейт Дессерих.
Владимир Сагин, папа Артема, Донбасс
Мой сын Артем умер, когда ему было четыре года, это случилось в 2013-м. Почти всю свою жизнь он боролся с гранулоцитарной саркомой и прошел около 20-ти химиотерапий.
Мы жили в маленьком городе Первомайск на Донбассе, который сейчас остался в так называемой ЛНР. Когда ребенку стало плохо, педиатры сказали, что это режутся зубы. Мы пришли в больницу и оказалось, что у Артема работает 25% одного легкого. Позже его забрали в реанимацию, а на следующий день об этом узнал почти весь город - все друг друга знали. Мне позвонил кум и запустилась огромная машина: нам помогали тогдашние депутаты Верховной Рады, Министр здравоохранения и даже жена экс-президента Януковича.
За все время болезни с Артемом несколько раз случались чудеса. Он то «выключался», то «включался». Мы успели перевезти сына в Луганск, после чего он в очередной раз «выключился» на две недели, не был в сознании. Врачи выходили с опущенными глазами, говорили, что ничего не могут сделать. В Луганск самолетом дважды прилетали врачи, которые только подтвердили, что дело худо. Сказали, мол, когда оправитесь, мы ждем вас в Киеве. Привезли три ампулы лекарства. Я забыл их название, но на то время одна стоила 30 тыс грн. Вкололи. Никакого эффекта нет.
Чуть позже Артем опять пришел в себя, мы были готовы приехать в Киев. Никто не ожидал этого. В Киеве сделали томографию, нашли опухоль в 2 кг в районе сердца. Как сейчас помню, выходила врач из ОХМАТДЕТа, в руках держит толстую книгу, медицинский справочник, и говорит: «Вашего заболевания здесь нет. Что мне делать? Как ее лечить, никто не знает».
Сыну выписали курс химиотерапии, хотя на тот момент это было рискованно, он мог не выжить. Но выжил, затем его прооперировали, вытащили кусок размером, наверное, с кулак. Все, казалось бы, стало хорошо. Но позже начался рецидив. Оказалось, что у него другая саркома - миелоидная, и никто не знает толком, как ее лечить. Дальше по опухоли били огромадными химиями, а она росла и росла. В один день врачи просто вышли и сказали, что все бесполезно, что ребенок будет уходить. Я с этим не согласился.
Я никогда не соглашался с приговорами от врачей. Нас всегда ставили в пример. Когда в больнице родители узнавали о страшных диагнозах у своих детей, теряли сознание и впадали в истерики, врачи просили их выглянуть в окно. Говорили он, видите, это Артем, а это его папа, им сказали, что сын уже не жилец, а они играют в футбол.
Дальше был праздник 8 марта, который выпал на четверг. Пятницу сделали выходным днем, потом суббота и воскресенье. То есть, в четверг, перед тем, как разойтись, врачи предложили колоть Артемке палиативную химию. Это укольчик, который не будет давать опухоли стремительно расти, а ребенок будет потихоньку уходить. Я не знаю, что там было внутри, но я видел снаружи на теле маленького ребенка большую опухоль черного цвета. Ужасную.
Нас всегда ставили в пример. Когда в больнице родители узнавали о страшных диагнозах у своих детей, теряли сознание и впадали в истерики, врачи просили их выглянуть в окно. Говорили он, видите, это Артем, а это его папа, им сказали, что сын уже не жилец, а они играют в футбол
Через четыре дня, в понедельник, приходит врач, слушает Артемку, отправляет на томографию - все исчезло, нет этой опухоли, чудо просто. Все отделение плакало, такого никогда не видели. Мы сделали операцию. Но через месяц - новый рецидив, необходимость искать дорогое лечение за границей.
Тогда организовали сбор средств, подключились волонтеры, Артема показывали по телевизору. Я был ошарашен вниманием людей. После этого нам звонили сутками, невозможно было положить трубку, мы насобирали нужную сумму довольно быстро. Я сказал, что меня уже не сломать. В то время мы обращались в несколько заграничных клиник, от Сингапура до Германии, и все как один говорили, что у ребенка такого диагноза быть не может. Позже все таки нашелся один человек в Великобритании, в больнице, которую контролирует королевская семья, специалист именно по этому заболеванию. Он нас ждал. Но уже не дождался.
В один момент к нам просто вышел врач и сказал: «Артем Владимирович уже перед Богом».
Все, что я хочу сказать другим родителям, которые тоже прошли через это: не плачьте. Ни сейчас, ни потом. Не плачьте никогда. Вы знаете, что им, малышам, это бы не понравилось.
Галина, мама Лизы, Киев
Моей дочери Лизе было 13, когда она заболела. Сначала - вирусным гепатитом, а потом поставили диагноз апластическая анемия, она же - малокровие. Это был март 2014-го. Оказалось, что одно дало осложнение для другого. Это заболевание, по сути, почти бессимптомное. Были синяки под глазами.
Я уже потом узнала, что с этим обычно не живут. Есть только один случай, когда ребенок с таким диагнозом выжил после трансплантации, и я все время надеялась, что моя Лиза станет второй в этих рядах.
Мы попали в ОХМАТДЕТ. Там у нас была такая бригада из детей, Лизонька моя была таким передовым ребенком, востребованным у других, со всеми дружила. Хотя к себе близко никого не подпускала, только одну девочку, из наших ближайших родственников. Девочка попала в аварию, и Лиза очень за нее переживала, хотя на тот момент уже болела сама. Другой подружке постоянно давала советы по поводу отношений с мальчиками, хотя у самой их и не было.
Семь месяцев мы боролись, жили на донорских вливаниях крови, но не помогало ни на граммулечку. В ОХМАТДЕТе подцепили инфекцию: там все старое, условия не очень хорошие, сложно.
Нас предупредили, что будем ехать на трансплантацию. Деньги собирать, конечно, было нелегко, но благодаря «Таблеточкам» у нас получилось - они отдавали последнее, что было, чтобы спасти мою доченьку.
Моя дочь всегда хотела брата. После ее смерти я родила сына, сейчас ему 11 месяцев. Мы постоянно думаем о том, как были бы счастливы все вместе, какой прекрасной няней была бы Лиза
Мы улетели в Италию на трансплантацию. Но стабилизировать состояние не удалось, так как еще в ОХМАТДЕТе нашли вирус синегнойной палочки. В Италии ко всему подходят мудро, долго, разборчиво, со всеми выходными днями, а потому весь процесс занял много времени. Заражение пошло в кровь. Месяц мы там не добыли, до трансплантации Лиза не дожила. Буквально за сутки случилась кома, поднялась высокая температура, ну и дальше ничего хорошего. Она умерла 13 января 2015-го. Пару месяцев до этого, в декабре, ей как раз исполнилось 14.
Честно сказать, все это время мы были уверены, что вернемся. Моей дочери очень хотелось побывать во Франции, увидеть Париж. Он был очень рядом, в двух часах езды. В планах была Эйфелева башня, а потом, после выздоровления, хотели поехать на море.
Моя дочь всегда хотела брата. Я родила сына, сейчас ему 11 месяцев. Мы постоянно думаем о том, как были бы счастливы все вместе, какой прекрасной няней была бы Лиза.
Проблема Украины в том, что у нас нет технических, материальных возможностей для того, чтобы лечить таких деток, как моя Лиза, здесь. Мы только теряем время, драгоценное время, пока собираем деньги, ищем врачей, организовываем перелет в ту же Италию или Израиль. Надеюсь, что когда-нибудь мы наконец дорастем до того, чтобы не было нужды затягивать, и все можно было бы делать здесь. Быстро и качественно. Я уверена, что [если бы все было так ] мы бы спасли ребенка.
Наталья Трофименко, мама Дианы, Гороховский район Волынской области
Меньше месяца назад мы с мужем похоронили свою трехлетнюю дочь, Дианку.
Все случилось в течение этого года. Был вполне здоровый ребенок. 3 января ей исполнилось три. Тогда же, в январе, у нее припухла левая щечка. Мы думали, это режутся зубы. А в начале февраля поднялась температура.
Так мы попали в больницу, где Диане поставили диагноз «воспаление легких». Лечили воспаление легких, в левой плевральной полости нашли жидкость, около 300-400 мл. Попали в областную больницу в Луцке, были в реанимации, проходили осмотр. Врачи даже не говорили сначала, что именно ищут. А через недели две-три сообщили, что у ребенка онкология.
Мы надеялись на лучшее: бывает же, что все обходится хорошо, онкология тоже может быть излечима, и дети потом живут дальше. Я спрашивала у врачей, почему так произошло, но никто не мог назвать причину, отчего Дианка заболела.
В Луцке прокапали первую химию, не зная окончательного, точного диагноза. Это все происходило с нашего разрешения, с консультациями врача из Киева. Нужно было узнать точный диагноз - название, тип опухоли, тогда было четыре варианта. В ОХМАТДЕТе сдали анализы, но лаборатория не дала точного результата. Потом ездили в Киевский институт рака, где нам сказали, что лечиться лучше не в Луцке, а уже здесь, в Киеве.
Наш старший сын задавал много вопросов, хотел знать, как умерла сестра - я ответила, что Дианка закрыла глаза и просто перестала дышать. Теперь он постоянно об этом говорит. Спрашивает, встретимся ли мы с ней на небе, когда тоже умрем
Позже оказалось, что это нейробластома. Врачи говорили, что основная опухоль была в голове, а вообще больше всего метастаз сконцентрировалось в левой половине тела. Зимой, когда мы делали первое МРТ, опухоль была как поллитровая банка. Сказали, что эта болезнь может быстро прогрессировать - это образование могло вырасти до таких размеров буквально за три-четыре недели.
Потом у Дианы случился эпилептический приступ: я знаю, что это, не понаслышке, потому что у нашего старшего ребенка, у сына, бутоэпилепсия - возникла от того, что он в детсаду ударился головой об батарею. Так вот, оказалось, что у Дианы эпилепсия случилась, потому что ей не дали нужных микроэлементов для нормальной работы сердца, когда капали химию, от этого случился сбой.
9 марта, после праздничного выходного, поступили в Киев, в отделение детской онкологии. С марта по середину июля Диане капали химию, это был курс основной химиотерапии. Потом мы собирались ехать в Италию к местным врачам. Но пришлось сделать паузу - в легких опять начала скапливаться жидкость, только на этот раз ее оказалось более полутора литров. В августе, когда делали еще одно МРТ - уже последнее - опухоль в области груди была приблизительно как литровая банка, и в голове - как поллитровая.
В Италию мы не поехали. Диане поставили дренаж, чтобы откачивать жидкость, и прописали паллиативную химию. Откапали блок и поехали в Польшу, но там нам ничем не смогли помочь.
Старший сын не видел, как умерла сестра — его забрал к себе мой брат буквально за час до ее смерти. Вернули сына домой уже после похорон. Я уже говорила, что у него тоже проблемы со здоровьем, так что мы решили лишний раз не создавать проблемы. Перед этим всем я с ним разговаривала, конечно, на эту тему. Говорила, что Дианка может умереть. Когда он вернулся домой, я ему сказала, что сестры больше нет. Он задавал много вопросов, хотел знать, как она умерла - я ответила, что Дианка закрыла глаза и просто перестала дышать. Теперь он постоянно об этом говорит. Спрашивает, встретимся ли мы с ней на небе, когда тоже умрем.
Увы, победить рак удается немногим. Давайте, вспомним знаменитостей, которых болезнь забрала в самом расцвете сил…
Алан Рикман
14 января 2016 года на 69-м году жизни после продолжительной борьбы с раком в своем доме в Лондоне умер британский актер Алан Рикман, особенно известный по ролям профессора Северуса Спейна в «Гарри Поттере» и террориста Ханса Грубера в «Крепком орешке». Удивительно, но, кроме близких родственников, о его болезни не знал никто. До последних дней своей жизни Алан вместе с женой Римой Хортон появлялся на публике (причем выглядел очень хорошо и для своих лет, и для физического состояния), а также много работал. За год до смерти он успел озвучить гусеницу в фильме «Алиса в Зазеркалье» и выступить рассказчиком в сериале «Врежь кому-нибудь». Также в 2015 году вышла драма «Всевидящее око», где Рикман сыграл одну из главных ролей. И последнюю на своем веку.
Дэвид Боуи
Утром 11 января представители Дэвида Боуи сообщили на его официальной страничке в сети Facebook, что музыканта не стало: «10 января 2016 года Дэвид Боуи скончался в окружении своей семьи после 18 месяцев борьбы с раком». Новость повергла общественность в шок. О том, что он был болен, не знал никто… Более того, в свой 69-й день рождения 8 января 2016 года певец выпустил 25-й студийный альбом под названием «Blackstar». Поклонники и коллеги Боуи и подумать не могли, что юбилейная пластинка станет последней…
Смерть исполнителя потрясла даже правительство Великобритании. Премьер-министр страны Дэвид Кэмерон признался, что для него лично уход Боуи – огромная потеря.
«Я вырос, слушая поп-гения Дэвида Боуи и наблюдая за ним. Он был мастером перевоплощения», – написал Кэмерон на своей странице в Twitter.
У певца осталось двое детей – 44-летний сын Данкан Зоуи Хейвуд Джонс от первого брака с моделью Анджелой Барнетт и 15-летняя дочь Александрия Захра от второго брака артиста с моделью Иман Абдулмаджид.
Рене Анжелил, супруг и менеджер Селин Дион
Рене боролся с раком гортани 16 лет! Три раза казалось, что болезнь отступила, но передышку давала не на долго.
Певица отменила гастроли по Азии и взяла бессрочный отпуск. Рене требовался уход. В тот раз болезнь вернулась уже в третий раз.
Я очень боялась потерять его, – призналась Селин Дион журналистам. - Поэтому решила на время стать только женой и матерью.
После операции на горле ее супруг не мог говорить, а после химиотерапии еще и плохо слышал.
Я выполняла роль сиделки. Рене не мог принимать пищу самостоятельно, поэтому ел только через специальную трубочку три раза в день, – рассказала певица в интервью. Рядом были их дети – 14-летний Рене-Чарльз и четырехлетние двойняшки Эдди и Нельсон.
Селин уже прерывала карьеру в 1999 году. Тогда врачи впервые обнаружили у ее мужа опухоль. Когда наступило улучшение, она снова вышла на сцену. А вскоре родила и первого сына. Вот и на этот раз супруг, который до недавнего времени был еще и менеджером Дион, очень хотел, чтобы Селин снова вернулась на сцену.
Однажды певица призналась журналистам:
Мы много разговаривали с ним на протяжении этих последних месяцев. Как-то я спросила его: «Ты боишься? Я все понимаю. Ты можешь рассказать мне обо всем, что чувствуешь». И Рене ответил: «Я хочу умереть у тебя на руках». Я согласилась и пообещала, что буду рядом, и это его желание осуществится.
Жанна Фриске
Впервые о болезни певицы и актрисы Жанны Фриске заговорили в конце 2013 года, когда она перестала появляться на публике и отменила все концерты. 20 января 2014 года на официальном сайте знаменитости появилось видеообращение ее мужа телеведущего Дмитрия Шепелева, в котором он сообщил, что у Жанны диагностировали рак.
Затем близкие знаменитости собрались в программе Андрея Малахова «Пусть говорят». Отец Жанны Владимир Борисович рассказал, что опухоль головного мозга четвертой стадии у его дочери обнаружена еще 24 июня 2013 года – почти сразу после того, как она родила сына Платона. Первое время они справлялись с болезнью самостоятельно, но средств не хватило, и они вынуждены обратиться за помощью ко всем неравнодушным людям.
«С 24.06.13 Жанна проходила лечение в американской клинике, где стоимость лечения составила $104 555, – рассказал Владимир Борисович. - 29.07.2013 было принято решение продолжить лечение в немецкой клинике, где стоимость лечения составила 170 083,68 евро. В связи со сложным диагнозом и долговременным планом лечения денежные средства для оказания медицинской помощи практически исчерпаны, и я прошу вас оказать содействие в оплате медицинской помощи для моей дочери».
За несколько дней на лечение Жанны Фриске собрали более 48 млн рублей. Часть денег артистка передала на спасения детей, больных раком. Причем она лично обзванивала родителей малышей, давала советы, поддерживала с ними связь.
Весной 2013 года близкие Жанны сообщили, что она идет на поправку: можем самостоятельно ходить и чувствует себя намного лучше. Летом певица после курса реабилитации в Америке уехала на отдых в Латвию, там же в окружении семьи она отпраздновала свой 40-летний юбилей. Осенью Фриске продолжила лечение в России и даже дала телефонное интервью. Она поблагодарила всех за поддержку, рассказала о сыне и пообещала вернуться на сцену, как только поправится окончательно.
Но увы… В марте 2015 года Жанна впала в кому. 15 июня в 22:00 она умерла в загородном доме своих родителей в Балашихе. Рядом с ней были мама, сестра и близкие подруги певица Ольга Орлова и Ксения.
Стив Джобс
В середине 2004 года 49-летний основатель Apple объявил своим сотрудникам, что у него рак поджелудочной железы. Прогноз развития этой формы рака, как правило, крайне неблагоприятен, однако у Джобса оказался очень редкий, поддающийся оперативному лечению тип заболевания, известный как нейроэндокринная опухоль островковой клетки.
Однако, несмотря на все уговоры врачей, в течение девяти месяцев Джобс категорически отказывался ложиться на операцию, так как не хотел, чтобы его тело вскрывали. Он пытался препятствовать болезни средствами нетрадиционной медицины: пробовал веганскую диету, иглоукалывание, траволечение, даже обращался к медиуму. В июле 2004 года Джобс согласился на операцию панкреатодуоденэктомии («операция Уиппла»), в ходе которой опухоль была успешно удалена, но в то же время были выявлены метастазы в печени. Джобс объявил, что излечился от рака, а сам втайне начал проходить химиотерапию.
Следующие три года выдались очень нервными для Apple и ее акционеров. Здоровье Джобса постепенно ухудшалось, он страшно исхудал, но продолжал проводить презентации, пока о его внешнем виде не стали говорить больше, чем о представляемой продукции. Джобс убеждал окружающих, что у него то простая вирусная инфекция, то гормональный дисбаланс. В реальности дела обстояли значительно хуже: рак метастазировал, из-за обезболивающих и иммунодепрессантов у Джобса практически не было аппетита, он был подвержен частым депрессиям, от которых не хотел лечиться.
В январе 2009 года Джобс публично признал проблему и ушел в отпуск, передав дела Тиму Куку. В апреле он перенес операцию по трансплантации печени в Методистской университетской клинике Мемфиса, после чего прожил еще два года.
Стив Джобс умер примерно в 3 часа дня 5 октября 2011 года в своем доме в Калифорнии из-за осложнений, приведших к остановке дыхания.
Александр Абдулов
В конце августа 2007 года актер перенес операцию в севастопольской клинике по удалению прободной язвы. Однако сразу же после операции у Абдулова начались серьезные проблемы с сердцем. Шесть суток актер провел в реанимации, после чего его отправили в Московский кардиоцентр имени Бакулева. Перелет негативно сказался на организме актера, и через три дня наступило резкое ухудшение.
В начале сентября Абдулов прибыл в Израиль, где в больнице «Ихилов» ему диагностировали четвертую, неизлечимую стадию рака легких.
3 января 2008 года в 7:20 по московскому времени в Центре сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева Александр Абдулов скончался в возрасте 54 лет.
Одри Хепберн
Актриса много времени уделяла работе в ЮНИСЕФ, старалась улучшить судьбы детей, проживающих в беднейших странах мира. Но очередная поездка в Сомали и Кению с 19 по 24 сентября 1992 года стала для нее последней. Там у Одри начались боли в животе. Африканские врачи не смогли поставить диагноз, так как в их распоряжении не было соответствующего оборудования. Однако они предположили, что проблемы со здоровьем могут быть серьезными, и предложили прервать поездку, но Хепберн отказалась.
В середине октября Одри Хепберн вместе с актером Уолдерсом отправилась в Лос-Анджелес на обследование. Результат оказался неутешителен: опухоль в толстой кишке. 1 ноября 1992 года прошла операция по удалению опухоли. Но неудачно. Через три недели актрису вновь госпитализировали с острой болью в животе. Анализы показали, что опухолевые клетки снова захватили толстую кишку и соседние ткани. Это говорило о том, что жить актрисе осталось всего несколько месяцев.
Последнее Рождество она провела с детьми и Уолдерсом. Она назвала это Рождество самым счастливым в ее жизни. Одри Хепберн скончалась вечером 20 января 1993 года в возрасте 63 лет в окружении семьи.
Олег Янковский
Первый раз актеру стало плохо в июле 2008 года. Тогда Янковского увезли на скорой прямо с репетиции спектакля в отделение неотложной кардиологии одной из столичных клиник. Врачи диагностировали ишемическую болезнь сердца, назначили курс лечения. Выйдя из больницы, Олег Янковский вернулся к прежнему образу жизни, снимался в кино, играл в спектакле «Шут Балакирев», принимая зачастую перед выходом на сцену сильнодействующие лекарства, стабилизирующие работу сердца.
В конце 2008 года состояние Янковского сильно ухудшилось, и он вновь обратился к врачам. Актер жаловался на постоянные боли в области желудка, тошноту, отвращение к жирной пище, он сильно похудел. Тогда только и поставили диагноз «рак поджелудочной железы». К сожалению, болезнь была выявлена на поздней стадии. В конце января 2009 года Янковский вылетел в немецкий Эссен для лечения у немецкого онколога профессора Мартина Шулера, специалиста по терапевтическим методам лечения рака. Но лечение не помогло, и Янковский возвратился в Москву.
В конце апреля 2009 года состояние актера ухудшилось, у него открылось внутреннее кровотечение. Утром 20 мая 2009 года Олег Янковский скончался в одной из московских клиник.
Патрик Суэйзи
5 марта 2008 года лечащий врач звезды «Грязных танцев» сообщил с согласия актера о том, что Суэйзи болен раком поджелудочной железы.
В июне 2008 года 56-летний Патрик одним из первых в мире испробовал на себе радиохирургический метод лечения «Кибернож», после чего официально заявил, что «благодаря лечению рост опухоли остановлен». Актер признавался, что будет счастлив, если ему удастся прожить еще хотя бы лет пять…
Однако 9 января 2009 года Патрик Суэйзи был госпитализирован с диагнозом «воспаление легких», а 19 апреля врачи сообщили актеру о том, что обнаружили в его печени метастазы. 14 сентября 2009 года Патрик Суэйзи скончался в возрасте 57 лет.
Любовь Полищук
25 ноября 2006 года родные не смогли разбудить актрису, она впала в кому и была доставлена в больницу. Спустя три дня, 28 ноября 2006 года, Полищук скончалась после тяжелой болезни – саркомы позвоночника – в Москве.
О том, когда у актрисы начались проблемы с позвоночником, до сих пор точно неизвестно. Есть версия, что болезнь появилась во время съемок «12 стульев», где ее героиню Остап Бендер бросал во время танца: один из дублей был неудачным, и актриса травмировала позвоночник. Однако режиссер фильма Марк Захаров категорически опровергает эту версию и в качестве возможной причины болезни называет автомобильную аварию, в которую Любовь Полищук попала в 2000 году. Тогда у нее выбило диски позвоночника, и именно после этого у актрисы начались проблемы со спиной.
Джордж Харрисон
Легендарный гитарист The Beatles узнал, что у него рак легких в августе 1997 года. В том же году ему удалили раковую опухоль гортани и часть легкого, а в мае 2001 года у него обнаружили злокачественную опухоль мозга, которую оперировать было нельзя.
Джордж прошел курс химио- и лучевой терапии в Швейцарии, а затем продолжил лечение в США. Проведенный в Нью-Йорке курс лечения не помог. У Джорджа было всего несколько дней для того, чтобы попрощаться со всеми близкими ему людьми. Он позвонил своей старшей сестре Луизе, с которой не общался последние 10 лет, и она немедленно прилетела к нему в Нью-Йорк. 12 ноября, за 17 дней до смерти, Джорджа в нью-йоркской больнице посетил Пол Маккартни.
Анна Самохина
В конце ноября 2009 года актриса из-за внезапных болей в желудке решила пройти гастроскопию. 26 ноября 2009 года врачи диагностировали у Самохиной рак желудка в последней, терминальной (IV) стадии. Предположительно причиной заболевания стали многолетние сомнительные диеты, в том числе по системе Аткинса, которые сильно подорвали здоровье актрисы, а также так называемые уколы красоты – инъекции стволовых клеток. Кроме того, Самохина очень много курила.
Весь декабрь 2009 года и половину января 2010 года Самохина провела в клинике на Фонтанке. Так как IV стадия рака желудка неоперабельна, все, что могли сделать питерские врачи, – это назначить курс химиотерапии, которую актриса прошла в декабре. Однако это привело только к ухудшению состояния – у Самохиной отказала печень.
Болезнь развивалась стремительно. Отправить актрису на лечение за границу родные не успели. Да и большинство врачей, в частности специалисты из Израиля и Германии, отказались от лечения, посчитав, что спасать Анну уже слишком поздно.
Боб Марли
В июле 1977 года у музыканта была обнаружена злокачественная меланома на большом пальце ноги. Он отказался от ампутации, мотивируя это боязнью потерять возможность играть в футбол и потерять пластику на сцене, кроме того, растаманы верят, что тело должно оставаться целым.
В 1980 году после проведенных двух концертов в Мэдисон-Сквер-Гарден певец потерял сознание во время пробежки в центральном парке Нью-Йорка. Зимой 1980 года Боб Марли прошел курс лечения в Мюнхене у специалиста по раковым заболеваниям Йозефа Иссельса, но безрезультатно. В результате химиотерапии у Марли начали выпадать дреды, и их пришлось состричь.
Боб Марли желал провести свои последние дни на Ямайке, но из-за состояния здоровья перелет из Германии пришлось прервать в Майами. Несмотря на интенсивное лечение, 11 мая 1981 года Боб Марли скончался в больнице. Последними словами, сказанными им сыну, были: Money can’t buy life, что в переводе означает «Деньги не могут купить жизнь».
Илья Олейников
Рак легкого у актера обнаружили в июле 2012 года. Олейников прошел курс химиотерапии, однако положительного результата это не принесло. В конце октября он был госпитализирован со съемочной площадки в клиническую больницу № 122 им. Л. Г. Соколова с диагнозом «воспаление легких». Спустя некоторое время Олейникова ввели в состояние искусственного сна, чтобы организм мог справиться с септическим шоком, приобретенным после химиотерапии, и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Ситуацию осложняли серьезные проблемы с сердцем, а также то, что актер много курил.
Не приходя в сознание, Олейников умер в 4 часа утра 11 ноября 2012 года на 66-м году жизни в клинической больнице № 122 им. Л. Г. Соколова.